И потому в автобусе была одна Белинда. Какое-то время рассматривала остальных, слушала монотонный рокот мотора, стекала вместе с холодными каплями по стеклу. Была здесь и нигде.
Зачем она вернулась во внешний мир? Для чего поспешила возвращаться сюда, где даже поговорить ни с кем не выходит? Она теперь инопланетянин, она теперь устроена по-другому, она может разговаривать, глядя собеседнику в глаза и созерцая душу. Но с кем? Если людские сердца в основной массе закрыты плотной пеленой бесконечных желаний и недовольства от того, что все эти чудесные, на первый взгляд, желания не спешат претворяться в жизнь. И отсюда раздражение, тоска, кусачие слова, бесконечные обиды, злость…
Она была такой же. С «подселенцем» в голове, окруженная паутинным коконом стрессов, смертельно уставшая от борьбы с жизнью и самой собой.
«Она могла такой и остаться…»
Могла. Но долгие год и восемь месяцев, наполненные тренировками, медитациями и гармоничным, хоть и непростым режимом, не прошли даром.
Тин-До.
Белинда до сих пор вопрошала себя, зачем ушла оттуда так скоро? Могла задержаться еще на пару лет, но не задержалась, вдруг однажды в солнечный полдень, стоя на гребне холма, где всегда исполняла танец тела, с кристальной ясностью поняла: ей пора. Пора двигаться вперед, уходить из безопасной и привычной бухты, начинать применять полученные знания на практике. Зачем учиться грести, если не выходить в море?
Что ж, вот оно – море. Укрытый сумерками город, запруженные машинами дороги, чужая спешка и куча замков – не на внешних дверях, на внутренних. Быстро или медленно автобус мчит ее к дому. На телефоне нет новых смс, и, значит, сегодня не на работу.
Гудели после тренировки мышцы – несмотря на то, что Джон латал раны, усталость все равно наваливалась на Лин после часа в тренировочном зале невидимым плотным покрывалом. Ничего, доберется до дома, заварит чаю, а потом поспит – имеет право.
Парень в наушниках вышел за остановку до ее собственной; пробки рассосались сразу же, стоило маршруту номер четыре покинуть центральную часть города. Дальше три километра по прямой, а от последней остановки семь минут пешком под дождем. Ничего, ей не привыкать. Поднялся, приготовившись выходить, и мужик с тростью; кондукторша апатично созерцала окрестности сквозь умытое щетками лобовое стекло.
– Только до Рутгера Брамса, – раздался в динамиках голос водителя. – Маршрут укороченный.
Значит, еще плюс десять минут ходьбы. Раньше бы Лин мысленно выругалась, костеря на чем свет стоит поганых водителей и их привычку ничего не сообщать заранее. Теперь спокойно поднялась с места, накинула на голову капюшон, взялась за поручень. Вскользь отметила грусть от того, что Мастер Мастеров и в этот раз проигнорировал ее приглашение провести время после работы вместе. Вздохнула, ощутила, как родившаяся в глубине униженность взглянула на нее черными злыми глазами – мол, отпусти, не держи, – и Белинда мысленно распахнула клетку вокруг сердца. Ни к чему держать внутри стрессы – чем быстрее те уходят, тем меньше вреда причиняют. Шагнула на улицу, когда скрипучие дверцы разъехались в стороны, молча забалдела, втянув в легкие сырой, пахнущий размоченной землей вечерний воздух. Быстро зашагала по грязной обочине к улице Вананда – туда, где в тупичке ждал возвращения временной хозяйки крайний перед пустырем дом.
Тогда.
(Ashram – All' imbrunire)
– Значит… пора? – карие глаза Рим сделались непривычно глубокими. Конечно же, только на мгновенье. – Знаешь, а ты продержалась здесь гораздо дольше, чем я думала. Малявка.
И в ухмылке обнажились кривые зубы.
Лин улыбнулась тоже. Они вновь сидели на самом верху, там, где за колоннами прятался ветер, смотрели, как холмы обнимает закат. Уриманна привычно смолила самокрутку мелкими нервными затяжками. Белинда к тому времени не курила – бросила.
И они обе знали, что Лин уже давно не «малявка» и что она способна уложить одной левой и Лума, и отличника в боевых искусствах Тугала, и даже, скорее всего, Бурама. Если бы им однажды предложили выступить друг против друга. Ведь Мастер Мастеров не шутник, и, если учил, то учил хорошо, а Лин его тренировки не пропускала ни разу.
– Пойдешь, значит, в город? Уже знаешь, в какой?
– Не знаю, – ответ получился хриплым, неуверенным. Белинда до сих пор не понимала, зачем вняла голосу интуиции, зачем восприняла позыв уходить из Тин-До всерьез.
Над крытыми лесами холмами воцарилась первозданная безмятежность. Еще не отцвел на полях схровник, еще жужжали в воздухе шмели и стрекотали теплыми ночами цикады.