Рим тщательно прятала за маской равнодушия растерянность. Все-таки долго вместе.
– А Мастер Шицу что сказал?
– Что я знаю дорогу назад, если что.
И ухмылка на узком лице подруги расплылась шире.
– Тебе всегда везло – все двери для тебя открыты.
– Ну да, я же «халявщица».
А внутри ни капли обиды или злости, лишь тягучее сентиментальное спокойствие. И та самая сладкая грусть, когда понимаешь, что было хорошо, но уже не вернуть. Над Тин-До застыли золотистые облака.
– И это несмотря на то, что ты испортила им Тхар.
– Да я потом им пять новых Тхаров зачищала.
– Фигня, не считается.
– Тебе никогда ничто не считается.
Они препирались, как в самом начале. Раньше враги – теперь подруги. И чувствовалась, что Рим неуютно будет одной, в чем она, конечно, никогда не признается. Молчаливо и жадно распахивал на бритой голове пасть дракон; чиркнул о каменный пол край бычка – разлетелись искры.
– Ты… это… – и Рим, что случалось редко, стала вдруг честной, серьезной. – Ты ведь знаешь, что я твой друг?
Белинде хотелось закрыть глаза и зачем-то растянуть этот миг, где она сидит на теплой крыше, привалившись спиной к колонне, на очень-очень долго.
– Знаю. Я тоже твой друг.
– И судьба, она, если будет нужно, сведет нас снова.
Да, сведет. А у них ничего, чтобы обменяться – ни адресов, ни телефонов.
– Я знаю, Рим, все знаю.
Голова с ирокезом качнулась; расстроено поджались тонкие губы. Именно сейчас им страшно не хотелось расставаться друг с другом – не вот так скоро, без предупреждения, без моральной подготовки. Но обе вроде бы сильные, мудрые – справятся.
И нечего добавить.
– Но ты ведь еще побудешь здесь пару дней? Пока собираешься?
– Да, пару дней побуду.
– Здорово. Я успею плюнуть тебе в тарелку с лапшой.
– Угу. И пернуть через матрас.
И они рассмеялись. А после, оставив ласковый ветер гладить колонны в одиночестве, зашагали к полуразвалившейся винтовой лестнице.
Сейчас.
(Ashley Wallbridge feat. Elleah – These Walls (Album Mix))
На старенькой оцарапанной сковороде разогревалось масло.
Белинда достала из холодильника охлажденное куриное филе, которое прикупила утром. После выставила на стол сметану, кусочек сыра, хлеб. Помыла помидоры.
Замороженные продукты, полуфабрикаты? Раньше – может быть. Теперь – никогда. Пища являлась слишком важным атрибутом поддержания здоровья и сил, чтобы можно было, как раньше, пихать в себя мертвые, заполненные красителями и консервантами калории. В прошлом, пожалуйста: чипсы, котлеты из коробки, заказ пиццы на дом – все, приготовленное или автоматами, или чужими руками и чаще всего без души. Более она так не рисковала – научилась относиться к своему телу бережно.
Плита – почти что единственный предмет интерьера ее просторной кухни, помимо мойки и холодильника, – работала отлично; минуту спустя масло уже пахло и пузырилось. Лин покидала в него кусочки филе. Принялась чистить одну из трех картофелин, найденную в пакете на нижней полке холодильника. После поставила на дальнюю конфорку алюминиевую кастрюлю с водой.
Посуда досталась ей вместе с домом. Надолго ли?
Джон не сказал.
Тогда – будто в прошлой жизни, – когда она приняла решение уходить из Тин-До, ее волновало лишь одно: смогут ли они продолжить тренировки? Она научилась существовать без всего: комфорта, друзей, общения, ненужных потребностей, научилась довольствоваться малым. Но взвыла бы волком, узнай, что на этом ее общение с Мастером Мастеров прекратиться навсегда.
Собственно, она и взвыла, потому что решила, что именно так и будет. Помнится, в последние дни ходила серая лицом и молчаливая, как тень. Не могла понять, как ей жить без того, что сделалось смыслом ее жизни.
А после в хитросплетении коридоров – вечером накануне ухода – ее отыскал Бахрай. Сказал: «Девка, тебя в комната ждать. С печка». Она поняла бы его на манольском, но плосколицый мужик с косичками и в халате предпочитал изъясняться коряво, но на ее родном языке.
– Кто?
И на нее загадочно зыркнули, приподняв лохматую бровь.
В комнату с печкой она неслась, скользя по плитам и не вписываясь в повороты.
Именно там, в душной и натопленной каморке, Джон впервые предстал перед ней в серебристой одежде с белой полосой на рукаве, и Лин, помнится, поначалу обессилела от ужаса и накатившей вдруг дурноты. За ней все это время следила Комиссия? Она в чем-то провинилась? Что… вообще… происходит?
А ее собеседник не стал ничего пояснять. Лишь поинтересовался: