Священник спросил, кто отдает эту женщину и кто берет ее в жены. Отец выпустил ее руку, и она сжала пальцы Ранулфа. Но он не смотрел на нее. Девушка страстно желала удостовериться, что он – тот человек, который обручился с ней. Но он не подал ей никакого знака.
Священник получил необходимые ответы на вопросы, и двери часовни распахнулись.
Лайонин облегченно вздохнула и дернула Ранулфа за рукав. Тот повернул голову. Лайонин он показался усталым, но все же это был ее Лев. Она улыбнулась ему.
– Ты вечно забываешь поцеловать меня, – прошептала она.
Он с едва заметной улыбкой наклонился к ней:
– Поздно. Теперь отец Хьюитт должен благословить наш брак.
Когда они встали на колени у алтаря, чтобы прослушать свадебную службу, она еще острее почувствовала перемены в муже, явно вызванные не обычной бессонницей и не усталостью.
Церемония закончилась, и они снова очутились на залитом солнцем дворе. Ранулф поднял Лайонин и усадил в широкое седло Тая, а сам, сев позади, взял в руки поводья. Собравшиеся гости осыпали новобрачных зерном и желали много детей и всяческого изобилия.
– Давай уедем прямо сейчас, – прошептал он. – Ускачем в Мальвуазен!
Она повернулась лицом к нему:
– Я вечно умоляю тебя о поцелуе, а ты отказываешься. И вот теперь желаешь умчать меня прочь и пренебречь нашими гостями.
Ранулф, уронив поводья, сжал Лайонин в объятиях. Поцелуй нельзя было назвать нежным, скорее исполненным желания… и сомнения, которое до сих пор не покинуло его.
Она подалась к нему и крепко обняла.
– Едем прямо сейчас, – уговаривал он.
– Не могу. Разве можно думать только о себе? Она смотрела в его глаза и видела там боль.
– С завтрашнего дня все мои дни будут твоими, но сегодня принадлежит моим родителям. Пойдем, скоро начнутся танцы. Кроме того, вот уже целую неделю готовится пир.
– И будет много мужчин?
– Разумеется, и женщин тоже. Ранулф, что-то не так? Может, с тобой случилась беда? Ты ни разу не улыбнулся мне.
– Разве не знаешь, что Черный Лев никогда не улыбается? Девушка невольно вздрогнула. На миг ей показалось, что в оболочку мужчины, которого она знала и любила, вселился чужой человек.
– Уедем сейчас. До других мне нет дела. Отправимся на твой остров, – предложила она.
– Нет, – холодно бросил он. – Ты выбрала не меня, а других, значит, так и будет. Я не собираюсь ни в чем отказывать жене.
Она прижалась к нему и ощутила, как он напрягся. Сейчас Лайонин смертельно пугали не только его слова, но и поступки.
Старый донжон был украшен саржевыми флажками цветов Мальвуазена, а в зале накрыли столы. Главным украшением был большой лебедь, запеченный целиком и в белоснежном оперении выглядевший почти живым. Рядом на блюде развалился жареный вепрь, начиненный кроликами, которые, в свою очередь, были нафаршированы куропатками. На белых скатертях стояли пироги с разнообразными начинками. Гости поднимали чаши и пили за здоровье молодых.
– Ранулф, ты выглядишь усталым. Неужели так несчастлив в браке, несмотря на то что мы женаты всего несколько часов?
Взгляд его оставался мрачным.
– Мне еще предстоит узнать, на ком я женился.
Она поспешно моргнула, чтобы не заплакать, хотя глаза переполнились слезами.
– Спасибо за подарок. Пояс просто изумителен. Ранулф едва кивнул и осушил чашу.
Лайонин сидела молча, не замечая окружавшего их шума. Куда девался человек, которого она помнила? Тот, кто подшучивал над ней и держал в нежных объятиях.
– Чем я тебе не угодила?
Ранулф, немного смягчившись, коснулся ее щеки кончиками пальцев.
– У меня ужасный характер, и ты в этом не виновата. Может, нам стоило бы оставить это сборище и найти уединенное местечко, где мы могли бы побыть вдвоем?
– Ни за что на свете! – воскликнул кто-то. – Ты заполучил ее на всю жизнь, а остальным придется скорбеть о потере!
Это был сэр Джон де Бейно, их ближайший сосед, человек, которого Лайонин знала всю жизнь. Девушка улыбнулась ему.
– Леди Лайонин должна показать нам эту чертову ирландскую игру «трак»! Уильям так и не сумел запомнить правила, как, впрочем, и я. Будь тут Джайлз, он показал бы нам, как играть, но он не приехал.
– Ты пойдешь играть? – спросила она Ранулфа. – Это весьма необычная игра и требует немалого умения.
– Нет у меня настроения для игр. Иди с ними, раз тебе нравится их компания.
Она уже хотела сказать сэру Джону, что не покинет мужа, когда тот потянул ее за руку, увлекая за собой.
– Не расстраивайся, – посоветовал он, когда они остались одни. – На собственной свадьбе я вел себя точно так же. Перепугался до полусмерти. И точно знал, что моя жизнь кончена. Мэгги вдруг стала казаться мне чужой, хотя мы много лет знали друг друга. А теперь покажи нам, как играют в проклятую игру, и веселись вовсю! Он потихоньку придет в себя.
– Надеюсь, вы правы, но он кажется совершенно иным человеком. Совсем не таким, кого я знала.
– И это чистая правда. Теперь он муж, а не беспечный холостяк.
– Если это так и есть, мне следовало бы сбежать с ним без благословения церкви!
– Ты мне как дочь, поэтому я исполню долг отца и посоветую больше никому не говорить такого, а кроме того, немедленно исповедаться перед отцом Хьюиттом. Твои слова – грех, и ты должна покаяться, – возмутился сэр Джон. – А теперь идем к карточному столу.
Лайонин опустила голову, чтобы он не видел ее глаз. Она так и не смогла присоединиться к общему веселью. Взгляд то и дело обращался к молчаливому Ранулфу, в одиночестве сидевшему за столом. Он ни с кем не разговаривал, только пил. Но каждый раз, когда она пыталась подойти к нему, кто-нибудь, смеясь, увлекал ее в другой конец зала. Время от времени к нему подходил Джеффри, но остальные гости, сознавая, насколько он выше их положением и богатством, держались в сторонке.
Вскоре слуги стали накрывать столы к ужину. Вино, эль, пиво, кислый сок, муст[5] и сдобренный специями мед текли рекой, подогревая и без того разгоряченный дух гостей.
– Веселишься? – бросил Ранулф почти осуждающе.
– Я найду способ ускользнуть в сад. Придешь туда?
– Я не могу лишать тебя общества твоих возлюбленных гостей.
– Пожалуйста, мой Ранулф, не нужно сердиться. Я не знаю причин твоего гнева. Молю, объясни, чтобы я больше не давала тебе поводов для неудовольствия, – с трудом выдавила она. Больше ей не удалось ничего сказать, поскольку музыканты взялись за инструменты и зал наполнился танцующими девушками. Гости одобрительно загалдели и потребовали убрать столы. Им не терпелось принять участие в танцах.
Развлечение понравилось подвыпившим гостям. Танцы того времени были быстрыми, энергичными, буйными и беспорядочными. Лайонин перелетала из одних мужских рук в другие и вскоре, запыхавшись, решила передохнуть.
– Значит, ты продалась за титул графини, – прошипел кто-то. Это оказался Джайлз, сын сэра Джона, и, судя по осоловевшему взгляду, он был сильно пьян.
– Отпусти меня, Джайлз! Как ты посмел явиться сюда в таком виде?
Но он сжал ее запястья и увлек к темному окну, под которым в стене толщиной шесть футов была вырублена скамья.
– Это ты слишком расхрабрилась! Что скажет о нас твой муж?
– О нас? – возмутилась Лайонин. – Но тут и говорить нечего! Я знала тебя с детства, вот и все.
– А наши беседы о свадьбе?
– Наши беседы о свадьбе сводились к тому, с кем и когда мы обвенчаемся. Мы никогда не говорили о том, что поженимся.
– Разве ты не знаешь, что я всегда хотел получить тебя в жены?
– Джайлз! Ты делаешь мне больно! Но он не разжал рук.
– Ты слишком много выпил! Иди домой и проспись, а я больше не желаю выслушивать твои фальшивые признания.
– Фальшивые? Ты считаешь мою любовь к тебе лицемерием? Ачто тебе нравится в нем? Его золото или титул графа? Захотелось быть графиней?
Хотя на ней были мягкие кожаные туфельки, она все же изо всех сил пнула его ногой. От удивления он отпустил ее, и она метнулась к Ранулфу.