– Ранулф, – прошептала она, – мне больно. Плечо болит. Ты не ранен? Стрела не пронзила тебя?
Не отвечая, он быстро шел к шатру.
– Что случилось? Она в обмороке! – закричала Мод, но тут же онемела при виде крови, продолжавшей литься из раны. – Я позабочусь о ней, – пообещала женщина, когда Ранулф осторожно уложил жену на постель.
– Нет! Иди! Мне не нужна помощь. Принеси воды и чистую ткань и оставь нас.
Мод вышла из шатра, и Ранулф повернулся к жене. Глаза ее были открыты, но она, похоже, ничего не видела. Он взял кинжал, осторожно срезал с нее одежду и укрыл бархатным покрывалом. Когда Мод принесла воды, он промыл и забинтовал рану, после чего уселся рядом с Лайонин.
– Милорд, – спросил стоявший у входа Хьюго. – Она в сознании?
Ранулф повернулся к нему. Глаза его блестели, лицо и тело все еще были покрыты грязью и засохшей кровью.
– Да. Все в порядке. Особенно для женщины, защитившей мужа собственным хрупким телом. Валлиец, который послал стрелу…
– Мертв. Малард о нем позаботился. Битва закончена и выиграна, – сообщил Хьюго и взглянул на бледную женщину. – Мы всю ночь будем молиться за нее, – сказал он перед уходом.
Ранулф кивнул.
Настала ночь, но он не отходил от ее постели и непрестанно молился. И даже не заметил, как Мод расставила по шатру свечи.
– Ранулф…
Услышав шепот, Ранулф встрепенулся и погладил ее лоб, впервые заметив, как он горяч.
– Лежи тихо, любимая, и не разговаривай.
– Ты так и не снял доспехи, – тихо сказала она, коснувшись железных звеньев на его запястье.
– Да, но это не важно.
– Ты не сердишься на меня?
– Очень сержусь, но подожду, пока ты оправишься, чтобы как следует тебя отругать.
– Я не хотела ослушаться. Просто увидела лучника и поняла, что сейчас он тебя убьет. Я кричала, но ты меня не слышал.
– Поэтому ты решила стать моим щитом, – резко бросил он.
Она шевельнулась, и левая рука коснулась того места над сердцем, где кольчуга была разорвана и запятнана кровью.
– Не сделай я этого, ты бы погиб.
– Да, любимая. Ты спасла мне жизнь. Не знаю только, почему.
– Я люблю тебя, Лев, полюбила с первого взгляда и всегда буду любить. Причина только в этом.
К утру Лайонин металась в жару. Ранулфу несколько раз пришлось подхватить ее, иначе она упала бы с узкого топчана.
– Милорд, вам нужно поесть, – заметил Хьюго, когда еду в очередной раз унесли нетронутой. – Этим вы миледи не поможете.
Граф рассеянно стал жевать, не отрывая глаз от жены.
У него было время, много мучительных часов, чтобы поразмыслить о девушке, лежавшей перед ним с пылающим в лихорадке лицом. Сколько раз она твердила, что любит его? А он презрительно усмехался в ответ на ее клятвы. Он знал, как она горда. И все же бедняжка последовала за ним, после того как он ударил ее, запретил показываться на глаза и велел, чтобы она убиралась из Мальвуазена…
Он намочил ткань в теплой воде и осторожно вытер ее лоб. Нежно коснувшись рта, он вспомнил кровь на ее губах после той пощечины и поморщился от отвращения к самому себе. Как он мог так унизить ее?
Она лежала, не шевелясь, словно мертвая. Он поднес к губам маленькую горячую ладошку.
Он любил ее когда-то.
Нет, не так. Совсем не так! Он полюбил ее сразу, с того момента, как увидел, с той минуты, когда она посмотрела на него сияющими зелеными глазами. Почему он забыл те первые дни?
Он вдруг вспомнил Джайлза и свою первую жену. И внезапно все стало так ясно! Джайлз был безумен. Он сам призывал смерть и использовал Ранулфа как орудие наказания, а Ранулф поверил ему, а не Лайонин! Достаточно было взглянуть на мальчишку, чтобы увидеть неестественный блеск его глаз. Разве Лайонин не заметила боль в глазах Ранулфа при первой встрече? Ту же боль, какую наверняка увидела у Джайлза…
Только теперь он начал понимать, как был несправедлив к ней, как оскорбил и обидел. Она похожа на Изабель не более, чем он – па Джеффри. Разве можно их сравнивать? Изабель не клялась ему в любви. Только в ненависти.
– Ей не лучше?
Ранулф не слышал, как Хьюго вошел в шатер.
– Нет.
– Наши люди молятся за нее. Они уже успели полюбить ее и восхищаются ее отвагой.
Ранулф повернул к нему почерневшее от горя лицо.
– И чем поможет ей их любовь теперь, когда она близка к смерти? Почему они не любили ее в гуще битвы, когда ей пришлось защищать мужа собственным телом? Отчего никто не помешал ей поехать в это путешествие? Почему…
Он осекся, когда Хьюго положил руку на его плечо и, закрыв лицо ладонями, дал волю слезам, так долго копившимся в груди.
– Пить…
Ранулф сидел неподвижно, полузакрыв глаза, и не услышал слабого шепота. Вот уже пять дней, как он не покидал шатра, и в последние три дня не съел ни крошки. И очень ослаб. Скорбь и раскаяние пожирали его.
– Пить, – повторила Лайонин.
Ранулф встрепенулся. Глаза жены были открыты. Еще секунда – и он пришел в себя настолько, чтобы обнять ее и поднести к губам кружку с прохладной водой.
– Почему я здесь?
Он прижал ее к себе, чувствуя, как колотится сердце. Она выздоравливает!
– Тише, любимая, не разговаривай. Ты приняла на себя предназначенную мне стрелу.
Он сморгнул слезы и едва удержался, чтобы не стиснуть ее в объятиях.
– Ты не ранен? – прошептала она.
Безумная радость захлестнула Ранулфа. Впереди у него целая жизнь, чтобы любить ее, заставить забыть гнев и ненависть.
– Нет, – заверил он, улыбаясь. – И более чем здоров. Ты спасла мне жизнь, и я всем обязан тебе. И ты, моя сладкая Львица, тоже скоро встанешь с постели. Только теперь нужно поесть.
– А если я не хочу? – спросила она, с трудом улыбнувшись.
Ранулф вопросительно поднял брови:
– Я не подумал об этом, но, зная твою постоянную склонность к неповиновению, возможно, буду вынужден тебя заставить.
Она вложила руку в его ладонь.
– Я хочу… – нерешительно начала она.
– Чего? Чего ты хочешь?
– Этим утром все изменилось. Мы словно очутились в Лоренкорте, и ты снова тот человек, которого я встретила и полюбила, и между нами больше нет ненависти.
– Думаю, теперь между нами никогда ее не будет, – тихо подтвердил он.
Для Лайонин настали благословенные дни. Дни, когда она наконец смогла лучше узнать мужа. Дни смеха. Время избавиться от страха, который она испытывала в его присутствии.
Однажды, когда они сидели на берегу реки, появился Корбет.
– Милорд! Гонец от короля Эдуарда! Его величество устраивает турнир.
– Турнир? – спросила удобно устроившаяся на поросшей мхом земле Лайонин. – А это опасно? Как насчет того человека, Риса? Если он возжелал занять королевский трон, может, нам рискованно быть рядом?
– Рис и трое его сыновей были убиты в сражении. Без предводителя его люди попросту разбегутся. А ты хотела бы увидеть двор и турнир?
– О да, Ранулф, конечно!
Он встал перед ней на колени и положил руку на плечо.
– Значит, поедем. Корбет, скажи гонцу, что Черный Лев и его «черная стража» вызывают всех!
– Мы так и сделали, милорд, – расплылся в улыбке Корбет. Лицо Ранулфа окаменело, но, прежде чем он успел заговорить, Лайонин рассмеялась:
– Вижу, твои люди хорошо знают своего господина! Ранулф немного помедлил и кивнул:
– Да, это так. А теперь готовьтесь. Выезжаем завтра. Когда они остались одни, он обратился к Лайонин:
– Ты достаточно окрепла, чтобы пускаться в путь? Рана не слишком тебя беспокоит?
– Совсем нет.
Она схватила его за руку и заставила сесть.
– Расскажи о дворе и короле, и о королеве, и об остальных графах, и…
– Ты слишком торопишься. Сиди смирно, и я поведаю о Круглом столе все, что смогу.
– Круглом столе? Истории о короле Артуре?
– Да, название то же самое, но речь идет о трехдневных играх, состязаниях и пирах. Как, по-твоему, выдержишь столько волнений?
Его глаза лучились весельем. Значит, он лишь поддразнивает ее?