– Увы, милорд, больше у меня не осталось родственников.
– Что же, – кивнул он, погладив ее руку, – добро пожаловать в Мальвуазен. Гостите у нас, сколько пожелаете. Как вас зовут, миледи?
– Амисия.
– Я Ранулф, а это моя жена, леди Лайонин.
Белесая особа впервые взглянула на Лайонин, и та была поражена холодностью ее глаз. А легкая улыбка вызвала неприятный озноб, словно перед ней возник оскалившийся призрак. Лайонин ответила сияющей улыбкой, но ее взгляд при этом был откровенно дерзким.
Наконец супруги ушли к себе в комнату и стали одеваться.
– Эта особа упустила свое призвание. Ей следовало бы отправиться в Лондон. Она куда лучше любой лицедейки, которую я там видела.
– О чем это ты? – удивился Ранулф.
– Разумеется, о нашей леди Амисии. Если она – дочь французского герцога, значит, я – сестра королевы Элеоноры. Особенно мне понравилась фраза о «никчемной жизни». Скажи, тебя растрогали две жалкие слезинки, которые она умудрилась пролить у тебя на глазах?
Он схватил ее за руки и притянул к себе на колени.
– Ты ревнуешь?
– У меня нет для этого причин.
– Вот это мне по душе. Ты разозлилась, когда ее маленькая ручка коснулась моей груди?
– Ранулф, я не шучу! Эта женщина – воплощенное зло. Она не та, за кого себя выдает! Уже успела оболгать Кейт и…
Он столкнул ее с колен и продолжал одеваться.
– Как можно судить ее так строго из-за нескольких слов? Мне она показалась обычной женщиной. По ее словам, она дочь герцога, так что требует определенного отношения к себе. Лучше позаботься об ужине и не жалуйся на нее. Каких неприятностей можно ждать от нее?
Лайонин сама отправилась на кухню за едой. Ранулф абсолютно безрассуден! Но как убедить его, что все слова этой женщины – ложь и притворство?
У двери ее перехватил Доукин:
– Миледи, ей невозможно угодить. Она трижды отсылала ужин назад: то вся еда сырая, то пережаренная. Кейт почти затопила слезами кухню.
Лайонин попыталась успокоить главного повара:
– Я поговорю с ней, только не обращайся к лорду Ранулфу.
Слишком хорошо она помнила реакцию мужа на ее замечание. Если настаивать на своем, он скорее всего попросит Амисию остаться в Мальвуазене навсегда.
Она нагрузила едой большой поднос и понесла в солар. К ее досаде, Амисия уже сидела там, завернутая в меховое одеяло.
– А вот и Лайонин! – воскликнул Ранулф, взяв у нее поднос. – Леди Амисия решила, что достаточно оправилась, чтобы присоединиться к нашей трапезе.
– Как мило с ее стороны, – процедила Лайонин, на миг встретившись с гостьей глазами.
– Расскажите о вашей родине. Я не был во Франции несколько лет, – попросил Ранулф.
– Значит, вы там были! Я с первого взгляда поняла, что передо мной – образованный человек. По вашим глазам все видно.
Никто не заметил, как Лайонин презрительно скривила губы, когда Ранулф ответил широкой улыбкой на медовые слова девицы. Она молча прислушивалась к разговору, отмечая, как француженка при каждой возможности наклоняется к Ранулфу и касается его руки. Единственным ее утешением было сознание, что Ранулф ни разу не улыбнулся, а тем более не рассмеялся в ответ на речи Амисии.
Вошедшая Кейт проводила Амисию в ее спальню.
– Ты ни слова не проронила за ужином. Мне не нравится, что ты так невежлива с нашей гостьей.
– Я не была невежлива. Просто не нашлось причины вставить слово в ваш разговор.
– Иди сюда, – пробормотал он, сажая ее себе на колени. – Такая откровенная ревность мне не по душе. Раньше мне не приходилось видеть, чтобы ты так обращалась с людьми. Даже леди Элизабет не вызывала в тебе такого гнева.
– Ты не понимаешь. Амисия не похожа на других твоих женщин. Те по крайней мере были к тебе неравнодушны. По-своему, конечно! Эта женщина любит только одного человека – себя.
– Как ты можешь это утверждать, если едва знакома с ней?
Лайонин вздохнула и положила голову ему на грудь. Безнадежно. Он ничего не поймет. Она не раз слышала, как мать часами пыталась убедить мужа в своей правоте относительно истинной сущности того или иного человека. Но Мелита неизменно терпела поражение. Значит, и Лайонин обречена ждать, пока Ранулф сам не придет к такому же заключению, что и она. Лишь бы это ожидание не продлилось слишком долго.
Утро выдалось ясное. Солнце жарко светило, словно пытаясь исцелить землю от последствий бури.
– Я проведу день со своими людьми и не вернусь до ужина, – предупредил Ранулф. – Позаботься о том, чтобы наша гостья чувствовала себя как дома.
Лайонин поморщилась, но покорно кивнула.
Амисия появилась в соларе, наряженная в вещи Лайонин. Графиня поразилась такой дерзости, ибо у нее даже не спросили разрешения. Взгляд Амисии так и подначивал Лайонин возмутиться или хотя бы спросить, как это вышло, но Лайонин просто рассмеялась: одежда мешком висела на худенькой фигурке.
– Похоже, нам придется провести день вместе, тем более что во время вчерашних приключений муж умудрился изорвать и тунику, и сюрко. Не угодно ли пока заняться вышиванием? Или поможешь мне шить?
– Нет. Я не шыо, – бросила француженка, даже не потрудившись взглянуть на хозяйку. – Для чего же тогда слуги?
– Неужели? Придется мне объяснить королеве Элеоноре, как она ошибается. Ведь она сама вышивает свою одежду.
Амисия пронзила ее ненавидящим взглядом, прежде чем повернуться к окну и провести пальцем по восьмиугольному переплету.
– Лорд Ранулф и есть Черный Лев, не так ли? – промурлыкала она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Его знают даже во Франции. Мой отец, герцог… – Последнее слово она намеренно подчеркнула. – …часто говорил о нем. Было время, когда он даже собирался выдать меня за него.
– Мой муж – человек сговорчивый, – заметила Лайо-нин, не отрывая глаз от иглы, – и, возможно, согласился бы на брак, поскольку первой женитьбой доказал, что не возражает, если жена старше его.
Амисия не нашлась, что ответить.
– Похоже, вы уверены в своем замужестве… – пробормотала она наконец. – Э-э… Лайонин, не так ли? Странное имя. Наверное, вы принесли мужу огромное приданое?
– Честно говоря, почти никакого, но не считаю нужным это обсуждать.
– Значит, это брак по любви? – не унималась Амисия, игнорируя предупреждение.
Лайонин отложила шитье и призадумалась.
– Полагаю, что так.
– Но лорд Ранулф не клянется вам в любви каждую минуту?
– Послушайте, Амисия, вы гостья в моем доме, и я должна обращаться с вами соответственно. Однако вовсе не обязана обсуждать с вами личную жизнь, как свою, так и мужа, – отрезала Лайонин и, отбросив шитье, удалилась. К сожалению, она не услышала тихого торжествующего смеха Амисии.
Лайонин отправилась в башню Драгоценностей, чтобы посмотреть, нет ли там людей, покалеченных во время бури. Амисия заронила в ее душу зерно сомнения. Разумеется, Ранулф любит ее. Но он никогда не говорил ей заветных слов.
Лайонин тут же отогнала эти мысли и упрекнула себя в глупости. Разве слова важны? Конечно, он любит ее так же сильно, как она – его. Она тряхнула головой и заставила себя вернуться к работе. Но одна мысль не давала покоя: будет ли он любить ее, когда она состарится и станет уродливой?
Амисия снова пришла на ужин, долго извинялась за причиненное беспокойство и ловила каждое слово Ранулфа. Только удалившись с женой в спальню, он соизволил спросить о ее здоровье:
– Ты что-то чересчур притихла. Может, дитя тебя беспокоит?
Лайонин сердито отстранилась:
– Ребенок ничуть не обременителен для меня. Иногда мне кажется, что он – единственное счастье моей жизни.
Ранулф прижал ее к себе, нежно гладя волосы.
– Что тебя тревожит? Скажи мне, и я все предприму, чтобы ты была спокойна.
– Правда? Сможешь сделать так, чтобы я носила твоего сына и при этом не толстела? Чтобы не старела с годами?
Ранулф улыбнулся и разгладил большим пальцем уголок ее глаза.
– Ты не зря переживаешь. Я уже нашел морщинку.
– Я не шучу! – выпалила Лайонин. Ранулф нахмурился.