В прошлый раз мы спускались на грузовом лифте, и сразу оказались внутри. Прикрыв глаза, я восстановил в памяти код, который старший оператор набирал на дверце сейфа… Жаль, что я так и не спросил, как его зовут. Для меня он навсегда останется безымянным старшим оператором.
Ощутив укол грусти, я дал себе обещание, вернувшись в Корпус, обязательно разузнать об этом человеке. Надо будет посетить мемориал памяти. Место, в котором сохраняются сведения обо всех, пропавших без вести на службе Корпусу.
Код оказался правильным. Дверь подалась, и я оказался в тишине и прохладе машинного зала. Несколько часов назад на этом самом месте операторы готовили меня к первой вылазке.
Почему Шива не тронул подвал? Вряд ли он о нём ничего не знал… Скорее всего, взрыв — акция, направленная против меня.
Сигнал: игра началась.
Разрушитель хотел предупредить, что знает о моём присутствии. Что он готов к противостоянию. И сделал он это самым разрушительным способом. Цепочка из смертей — его визитная карточка, его знак. Его предупреждение: этот мир обречён.
Немного побродив между стеллажей, верстаков и накрытых брезентом автомобилей, я понял, что сейчас мне в бункере делать нечего. Трогать инструменты и приборы операторов казалось неправильным.
Единственное, что я прихватил из арсенала, так это оружие. Пистолет, складной композитный меч, набор метательных ножей и несколько крошечных, размером с пуговицу, гранат.
Игра началась. И предстать перед Шивой безоружным было бы попросту глупо.
Выходя из бункера, я внимательно изучил замок. Система незнакомая, но достаточно сложная для того, чтобы её взломать. Хорошо. Может быть, представиться возможность вернуться, и изучить всё как следует.
На всякий случай я сменил код замка. Шиву это не остановит, но сейчас это самое большее, что я могу сделать.
Солнце медленно тонуло в морской пучине, оставляя багровые отсветы на облаках. Я мчался обратно к логову Фудзи.
Это вполне в духе Шивы: отвлечь меня разговорами, угостить обедом — в то время, как его подручные минируют офис операторов… Наверняка Осиму с товарищем убили сразу. Тела бросили там же, а взрыв произвели, чтобы замести следы. Метасендер теперь у Дестроера. Я должен его заполучить, чтобы вернуться на Ёшики.
Мотоцикл я оставил на платной стоянке неподалёку от набережной — не хотелось, чтобы его стащили гопники. Дошел до СТО Фудзи пешком. Требовалось остудить голову и привести в порядок нервы. Нельзя убивать, поддавшись гневу.
В трущобах было людно.
Вечер. Отдыхая от дневных забот, сидели на лавочках старики, в пыли на дорожках резвились дети. Из окон домишек, с летних кухонь, неслись вкусные запахи: тушеная курица, жареная рыба, острые приправы… Свою куртку мотоциклиста и глухой шлем я сменил на кепку и просторную тёмно-синюю футболку с логотипом какого-то напитка.
Походку я перенял у давешних гопников. Просто ещё один парень, что слоняется без дела. Пистолет уместился за поясом штанов, меч когатана я сунул туда же. В тех случаях, когда надо действовать бесшумно, нет ничего лучше короткого меча…
Вот и автомастерская с уже знакомой вывеской. С другой стороны слышится тихое позвякивание цепи: пёс Кудзо бдительно несёт службу.
Я не стал подходить к воротам, обошел двор по периметру и взобрался на забор с той стороны, где был сад. Перелез на ветку сосны, бесшумно спустился по стволу — розоватые чешуйки коры пахли хвоей и древесной смолой.
Карп Нобуко смотрел из воды мудро и укоризненно…
Фрамуга на окне эйрстрима была приоткрыта. Изнутри доносился лёгкий шум. Вздох, шуршание шелковой ткани, ещё вздох…
Подойдя к закрытой двери, я застыл в замешательстве: во дворе, перед навесом мастерской, стоял автомобиль. Он походил на чёрный корабль с тонированными стёклами. Дорогая машина. Это читалось в хищном оскале бампера, в приникших к корпусу зеркалах, в серебряных тяжелых покрышках…
А на пороге эйрстрима стояли женские сандалии. Искусно сделанные гэта, с тонкими изящными ремешками.
И снова: ни автомобиль, ни дорогие сандалии не вязались с мастерской в бедном районе. Зато манеры Фудзи, его чистая, без акцента, речь, его фарфоровая посуда и созданный по законам ландшафтного искусства сад — ещё как вязались.
Стараясь двигаться бесшумно, я ретировался. Нашел себе место среди железного хлама — в кузове одной из ржавеющих во дворе машин меня не было видно.
Я не могу прикончить его при свидетелях. Придётся подождать.
Сумерки перешли в тяжелую бархатную ночь, когда дверь эйрстрима наконец отворилась и светловолосый парень спрыгнул на землю. Подав руку, он помог спуститься своей гостье.