Ноги разгибались плохо. Колени затекли, задница онемела. Как такие нагрузки выдерживает пятнадцатилетняя пигалица?
— Почему ты мне помогаешь? — я осторожно присел на пластиковый стул. На удивление, тот оказался удобным. — Извини, я должен знать. От этого зависит успех моей работы.
— Фудзи-сама меня попросил, — она не смотрела мне в глаза. Водила пальцем по гладкому пластику стола и чуть постукивала носком правого ботинка.
— Неправда. Это твоё решение, — я старался говорить спокойно, одновременно оглядывая окрестности.
Здесь, в горах, было значительно холоднее, чем у моря. Воздух был влажным, напоенным запахом хвои и сырой земли. Где-то неподалёку шумел горный поток.
— Фудзи-сама поверил тебе, — буркнула девчонка. — Он считает: то, что ты делаешь — очень важно. А если это важно для него — важно и для меня.
— Ты в него влюблена.
— Вот ещё.
— Не отрицай. Я вижу. И не вижу в этом ничего ужасного.
— У него много женщин. Богатых и красивых. А я — всего лишь замарашка с соседней улицы.
— Ты ОЧЕНЬ красивая, — это я произнёс с большим чувством, чем собирался. — И он это знает.
— Нет, не знает, — у Сакуры сделалось такое лицо, словно на неё свалились все скорби мира. Усилием воли я сдержался, чтобы не улыбнуться. — Он никогда не смотрит на меня. Только на… неё.
— Ты имеешь в виду женщину в белом кимоно?
— А ты её тоже видел? — лицо девчонки преобразилось. — Она… — махнув рукой, Сакура понурилась, как наказанный щенок. — Я никогда не смогу стать такой, как Светлана.
— Тебе и не надо.
Развить тему я не успел: явился официант, неся на подносе большую бутылку колы — так назывался коричневый сладкий напиток, который мне так понравился, и два огромных сэндвича с курицей, помидорами и салатом.
Сакура впилась в свой, словно голодала неделю.
Пока мы ели, к магазину подъехало несколько байкеров. Машины у них были попроще, чем у Сакуры. Да и сами ребята выглядели… более провинциально, что-ли. Кричащие банданы, торчащие дыбом волосы, яркие, с синими, зелёными и оранжевыми стёклами очки… Ужимки у них тоже были, как у гопников.
Бросив мотоциклы, подростки сгрудились вокруг байка Сакуры, что-то громко обсуждая. Потом повернулись к столикам…
Женщины, доев пирожные, к этому времени уже ушли, мужчина, поспешно сложив газету, тоже поднялся. Бросив на столик несколько монет, он поспешно покинул площадку.
Солнце коснулось вершины дальней горы и окрасилось в багровый цвет.
Самый здоровый байкер — видимо, главарь — развязной походкой направился к нам. Руки в карманах, челюсти размеренно пережевывают жвачку. На шее — скобяная лавка из цепочек и брелоков, в брови — серебряное колечко.
Волосы главаря имели ярко выраженный канареечный цвет, на верхней губе пробивались тощие усики.
Наверное, его размеренная походка должна была внушить нам с Сакурой трепет и уважение. Но девчонка продолжала как ни в чём ни бывало жевать, а я, давно проглотив свою порцию, неторопливо попивал колу.
Восемь человек, — просчитывал я. — Главарь, и вон та парочка — неплохие бойцы, остальные — шестёрки.
— Давай ключи, — главарь решил не тратить лишних слов. — А также деньги, телефон и куртку.
Смотрел он только на меня. Да и встал таким образом, что Сакура осталась как бы за кадром. Словно была не в счёт.
— Нет.
Во всех мирах. Во все времена. Всегда одно и то же…
— Мы всё равно заберём всё, что захотим. А ещё — твою девчонку.
— Ну что ж, попробуйте, — пожав плечами, я поднялся.
Этого вырублю ударом в горло. Следующего ударю ногой в диафрагму, потом — в колено. Третьего…
Додумать я не успел.
Воздух вдруг сгустился, сделался горячим и задрожал — как марево над раскалённым асфальтом. А ещё возник такой звук… Словно кто-то очень быстро трёт куском пенопласта по стеклу.
Гопники схватились за уши и попадали на землю. Главарь, уткнувшись себе в колени, тоненько выл на одной ноте, я видел, как из ушей его потекла кровь…
Повернувшись к Сакуре, я хотел спросить, что происходит.
Но вдруг всё закончилось.
Прекратилось так же быстро, как и началось.
Девчонка спокойно доедала гамбургер. Словно её это вообще не касалось.
У меня заложило уши, но таких неприятных ощущений, как у гопников, не было. Бедолаги всхлипывали, трясли головами и ругались. Шепотом.
Не бросив больше ни одного, даже самого короткого, взгляда в нашу сторону, они похватали мотоциклы и смылись.
Там, где упал главарь, на асфальте осталось несколько капель крови.