Как лазерным скальпелем, я проник сквозь кожу на запястье, ослабил одни мышцы, подтянул другие, совместил кости и стянул их серебряными скрепами, как бинтами.
Почувствовав влагу в глазницах, под носом, на подбородке — понял, что от напряжения весь вспотел.
Осторожно извлёк серебряный эфемерный щуп, и не отпуская руки мальчишки, зубами и свободной рукой оторвал длинную полосу от подола рубахи. Нащупал на земле пару щепок — от развалившегося ящика, я их приметил ещё раньше. Примотал щепки к запястью, соорудив нехитрую шину.
Отодвинулся от Такеды и лёг на спину. Сердце глухо бухало в груди, по телу разлилась противная слабость. В желудке сразу забурчало — словно там образовалась чёрная дыра…
— Вот, — мне в ладонь ткнулось что-то мягкое, в нос ударил запах хлеба. — Поешь, это поможет.
Не открывая глаз, я откусил большой кусок и принялся жевать. И только съев булочку до последней крошки, сел и открыл глаза.
Такеда чувствовал себя явно гораздо лучше. Отыскав несколько сумок, он собирал то, что уцелело из продуктов, пользуясь одной рукой. Вторую он прижимал к животу, но зато почти не хромал.
Отыскав в траве большой золотистый апельсин, он бросил его мне. Я впился в плод, не счищая кожицы, на язык потёк кисло-сладкий сок.
— Так бывает, когда потратишь слишком много энергии, — пояснил Такеда, собирая в корзинку осколки стекла от винных бутылок. — Если ничего не остаётся, тело начинает пожирать само себя.
— Спасибо, — я махнул в воздухе наполовину съеденным апельсином.
— Сегодня ты трижды спас мою жизнь, — не глядя сказал мальчишка. — Теперь между нами гири. Долг. Я постараюсь отдать его как можно быстрее.
Я прокрутил в голове недавние события.
— Почему три?
— Лестница, — степенно перечислил Такеда. — Взрыв эфира. И Лечение.
— Ну, лечение — это ерунда. Не бросать же тебя здесь со сломанными копытами.
— Я не знал, что ты так умеешь.
— Представь себе, я тоже не знал. Так что не бери в голову. Всё могло быть гораздо хуже.
— Ты спас меня, когда взорвался эфир.
— Не представляю, как это могло случиться, — поднявшись, я принялся помогать Такеде собирать продукты.
К счастью, уцелело не так уж и мало. Испортились овощи, разбились стеклянные бутылки… Но консервы, рис в плотных пластиковых пакетах, рыба и соевый белок в вакуумных упаковках — остались целы.
— Я видел, что случается с теми, кто не справился с эфиром, — упрямо гнул своё Такеда. — Кровь закипала у них в жилах. Мозг взрывал череп, и глаза выпадали из глазниц… — мальчишку начало трясти — вероятно, начал проявляться шок. — А меня только отбросило в сторону, и всё.
— Послушай, — я выпрямился, держа в руке пучок морковки. — Давай предположим, что таким образом сработала наша общая сила, — и тут мне пришла в голову вполне разумная мысль… — Катастрофы случались, когда кто-то пытался противопоставить свою силу — силе другого, верно? — Такеда неуверенно кивнул. — А мы с тобой старались действовать слаженно. Вместе, понимаешь?
Мальчишка затряс головой.
— Сэнсэям запрещено объединять энергетические потоки. Только буси могут это делать. Во время войны, с разрешения императора. Если мы нарушили закон — нам навсегда запретят использовать эфир.
Я почесал макушку не замечая, что в руке всё ещё морковка. Пучок зелени пощекотал щеку, в нос ударил свежий запах травы. И почему бы Такеде не упомянуть об этом раньше?..
— А если мы никому не скажем?
— Сэнсэй знает, — угрюмо сказал Такеда.
— И что? Он тут же побежит докладывать?
— Нет. Сэнсэй — не такой.
— Значит, всё в порядке? Если ты никому не скажешь — то и я не скажу.
Тайна. Общее знание, недоступное другим, объединяет лучше любых слов.
— Ты не такой, как другие даймё, — сказал Такеда, вешая на плечо набитую продуктами сумку. Поврежденную руку он всё также прижимал к животу.
— Это уж точно, — согласился я, отрывая от рубахи вторую полосу и сооружая из неё удобную перевязь для его запястья. — Поверь, друг: не все люди одинаковы.
— Ты назвал меня другом? — что-то было в его глазах… Жгучая ярость, а сквозь неё — надежда.
— После всего, что с нами случилось? Конечно.
До самого вечера мы перетаскивали продукты. Такеда настоял, чтобы мы отыскали все рассыпавшиеся яблоки, пакетики с чаем и спички — собирая их по одной, в уцелевший коробок.
После третьего подъёма я думал, что больше никогда не смогу ходить — не только по ступеням, но и по ровной местности.
Но присев наверху, у небольшого ручья, мы от души напились, а потом погрузили натруженные ноги в ледяную воду.