Ты идёшь по следу, подбираешься всё ближе… И в какой-то момент понимаешь, что знаешь все её шаги наперёд.
И тогда жертва САМА выходит к тебе. Она чувствует: куда бы она не подалась — там будешь ждать ты. Ей больше некуда деваться.
В этом лесу дичью был я. Я чувствовал себя таким крохотным, таким беспомощным, что хотелось плакать.
Ручей в двух шагах за спиной, — подбадривал я себя. — А от него — рукой подать до храма. Бояться нечего.
Но я боялся. Тем самым глубинным животным страхом, который испытывали перед лесом пещерные люди.
Они знали, что лес может поглотить их без остатка.
Целую вечность я простоял вот так, борясь с собственными инстинктами. Страх постепенно отступал, мутная зелень перед глазами рассеялась.
Удивляясь: что это на меня нашло?.. — я повернулся, чтобы вернуться к ручью, а затем — и к храму.
Тропинки не было.
Буки и дубы теснились сплошной стеной, с ветвей свисали густые плети синего мха. Ни просвета, ни щелочки не было видно.
Я сделал несколько шагов, и протянув руку, ощупал стволы — слишком свежа была память об иллюзиях. Колибри, дракон среди зданий… Может, кто-то и учеников подшутил надо мной, окружив иллюзорным лесом?
Но стволы были слишком реальны. Кора шершавая, прохладная на ощупь. Я поднёс ладонь к лицу и вдохнул запах древесной смолы… На коже поблёскивало несколько прозрачных капель.
Не будучи фанатиком битья головой о стену, я повернулся, и пошел по тропинке в другую сторону. Световые пятна служили указателями. Тропинка была еле заметна, иногда её полностью перегораживал какой-нибудь поросший лишайником валун, или пересекал небольшой ручей.
Однажды мне встретилась колонна муравьёв. Как чёрная река, текли они через тропинку, скрываясь в густой траве. На меня муравьи не обратили никакого внимания.
Понаблюдав за муравьями, я снова обернулся назад.
Никакой тропинки за моей спиной не было.
Я шел по светло-желтой утоптанной тропе минут пять. Мог по памяти нарисовать каждый изгиб, каждый ручей и камень.
Но за спиной опять высился сплошной лес.
Кожа покрылась липким потом, в горле застрял комок. Внезапно нестерпимо захотелось в туалет, но мысль встать, и помочиться на эти деревья показалась немыслимой.
Испытывая неприятную режущую боль внизу живота, я пошел вперёд. Сколько может продолжаться эта гора? Лес не бесконечен, рано или поздно я выйду к обрыву, и по его краю смогу вернуться к храму.
Я даже побежал — чем быстрее я буду двигаться, тем быстрей это кончится.
И внезапно вылетел на поляну. Небольшую, до деревьев на той стороне было всего метров десять. Но там они ТОЖЕ стояли сплошной стеной. Тропинка на поляне заканчивалась.
Как только я это понял, почувствовал что-то вроде злости. А ещё уважение. Лес может поглотить меня — вот что он хочет сказать своими играми. Он был здесь задолго до того, как пришли люди, и будет стоять после того, как мы умрём. Равнодушный, высокий, загадочный.
Подумав об этом, я невольно улыбнулся: что такое человеческая жизнь по сравнению с жизнью дерева? Сотни, тысячи лет безмолвной неподвижности. Снег на ветках, тепло солнечных лучей на листве… Мы — крошечные муравьи на его коре.
Засмеявшись, я не сразу различил посторонний звук. В привычной уже тишине он прозвучал, как выстрел. Хотя скорее всего, это был просто хруст ветки под ногами.
И тут на поляну вышел лис.
Я моргнул. Казалось, я явственно слышу шаги человека, тяжелую поступь подкованных сапогов, а не лёгкий бег пушистых лап…
Зверь смотрел на меня, чутко насторожив уши. Он замер, словно был отлит из металла.
Я тоже не двигался.
И в тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовал ту самую незримую связь, что возникла у меня в первое утро, на дне оврага. Вряд ли это был тот самый лис. Но то, что между нами происходило, я не мог объяснить.
Мой разум, моя внутренняя сущность рванулась навстречу зверю, мне даже показалось, что я вышел из тела — оно неподвижно стоит на краю поляны, тогда как я, прозрачный, несусь к её центру. И мне показалось, с лисом произошло то же самое.
Какая-то прозрачная сущность вырвалась из зверя и слилась с моей.
Очнулся я, когда уже темнело. Солнце просвечивало сквозь совершенно обыкновенные деревья где-то сбоку, оно уже наливалось тем багровым сиянием, которое предшествует сумеркам.
Лиса нигде не было. Поляны, впрочем, тоже.
Я стоял в густых зарослях крапивы, все незащищенные участки кожи жгло, словно меня искололи раскалёнными гвоздями.
Кроссовки были мокрыми, ноги в них заледенели.
Сквозь шум ветра, шелест ветвей и чириканье птиц пробивалось журчанье ручья.