— Тикю — не стеклянный шар, — ответил Сэнсэй. — Просто помни об этом.
Поцеловав внучку в щеку, Сергей Ильич удалился — заложив руки за спину. А мы с Сакурой ступили на лестницу…
— Курои, подожди! — к нам подбежал Такеда.
К своему стыду, сегодня я совсем забыл о мальчишке — даже не поинтересовался, как тот себя чувствует.
— Как… Рука? — я покосился на Сакуру. Почему-то при ней говорить о вчерашних событиях было неловко.
— Я буду ждать внизу, — почувствовав, что я хочу остаться с Такедой наедине, она запрыгала по ступенькам.
— Так как ты себя чувствуешь? — мы оба наблюдали, как узкая, обтянутая чёрной кожей спина Сакуры становится всё меньше.
— Нормально, всё зажило.
Казалось, мальчишка тоже не знает, что ещё сказать.
— Вот… Приходится уезжать, — я махнул рукой на лестницу. — Опять эти ступеньки.
— Возьми, — Такеда настойчиво протягивал мне что-то, сжимая в руке. Что-то маленькое, почти невидимое в сумерках.
На ощупь я опознал дерево. Гладкое, полированное. Какая-то фигурка. Повернувшись к свету луны, я с удивлением разглядел пышный хвост, острые уши…
— Но как ты?..
— Твоё имя означает Чёрный Лис, — поспешно сказал Такеда. — Поэтому я сделал его для тебя, — он кивнул подбородком на фигурку. — Это дух леса. Приносит удачу.
— Спасибо…
Я не знал, что сказать. К горлу подступил комок — совсем как тогда, в лесу.
— Моё имя Тэнго, — сказал мальчишка. — Если я буду тебе когда-нибудь нужен — просто позови. Я приду.
Повернувшись, он быстро пошел в сторону храма.
Я ещё пару минут постоял на верхней ступеньке лестницы, сжимая в ладони, поглаживая пальцами фигурку лиса. Дерево было очень гладкое, с едва заметными шероховатостями там, где сливались отдельные слои древесины. Зверь словно бежал — вытянув хвост стрелой, подняв переднюю лапу.
Сжав фигурку в ладони, я принялся спускаться. Храм остался позади. Словно в знак прощания, вдоль его крыши зажглась вереница бумажных фонариков.
Глава 17
Спуск с горы ночью, на мотоцикле, я запомню на всю жизнь.
Сакура гнала так же быстро, как и днём. Валуны, канавы, резкие повороты — ей всё было нипочём. Мне показалось, временами она использует силу эфира — временами её тело делалось невесомым, она воспаряла над седлом мотоцикла, как воздушный шарик… Но самое интересное: я взлетал вместе с ней.
В первый раз от неожиданности отпустил её талию, и тут же рухнул обратно, больно ударившись копчиком о твёрдое сиденье.
— Держись! — крикнула Сакура. Голос её сквозь шлем и рёв мотора был едва слышен. — Ни в коем случае не разжимай руки!..
Когда кончился спуск и мы выехали на трассу, я вздохнул с облегчением. Сейчас не помешала бы сигарета, но у меня ничего не было, а спрашивать у Сакуры я не стал: ни разу не видел, чтобы она курила.
Ехали несколько часов. Нетерпение жгло изнутри — хотелось побыстрее добраться до Такамацу, увидеть Фудзи и узнать наконец, что он успел раскопать. Конечно, я надеялся, что он вышел на след Шивы. Но в то же время боялся.
Я только начал узнавать этот мир. Мне в нём нравилось, я чувствовал, как укрепляются незримые связи. Они делали меня, Чёрного Лиса, частью Тикю.
Это было совершенно новое для меня чувство. Я больше не ощущал себя пассажиром скоростного метро, вся миссия которого — добраться из точки "А" в точку "Б". И я больше не был одинок.
Остановились в придорожной кафешке — очень похожей на ту, в которой мы с Сакурой попрощались с Фудзи пару дней назад. Только эта не лепилась ласточкиным гнездом к скале, а располагалась в небольшой рощице — осин, или берёз, в темноте я не смог распознать.
Как только Сакура заглушила двигатель, нас окутало пронзительное пение цикад. Оно раздавалось со всех сторон, и накатывало, как волны прибоя.
На некотором расстоянии тепло светились круглые бумажные фонарики у входа в просторный дом, в традиционном японском стиле.
— Не все заведения на трассе работают круглосуточно, — пояснила Сакура, направляясь к дверям. Мотоцикл она спокойно оставила на парковке. В тени, куда не долетал свет фонаря, угадывались огромные туши фур и грузовиков.
— Фудзи здесь?
— Не снимай шлем, — бросила она вместо ответа, когда я принялся расстёгивать ремешок.
Столовая для дальнобойщиков, — понял я, когда мы вошли внутрь.
Сразу окружили запахи пищи: жареной скумбрии, маринованного дайкона, лапши… За столиками, склонившись над тарелками, сидели несколько мужчин. Все они были крупными, в клетчатых рубахах или джинсовых куртках, с усталыми глазами и резкими морщинами на коричневых лицах.
Негромко бормотал телевизор. Официантка в розовой форменной курточке дремала, облокотившись о стойку.