Ноутбук является единственным доказательства того, что комнатой всё-таки пользуются. И что хозяева не заставят долго себя ждать.
Словно откликнувшись на мои мысли, двойные двери в глубине комнаты отворились. Послышался негромкий звук моторчика, и я увидел человека, сидящего в инвалидном кресле.
Он был одет в просторный шелковый халат такого глубокого чёрного цвета, что он казался простым сгустком тьмы. Белое лицо было узким, с острыми, словно выточенными резцом скульптора, чертами. Волосы — по-военному короткие. И совершенно белые.
В широкие рукава халата уходили прозрачные трубки от какого-то аппарата, закреплённого за спинкой кресла. Такие же трубки были вставлены в нос незнакомца.
Из-за них было сложно разгадать выражение строгого измождённого лица.
Почему-то сразу, как только увидел, я понял, что человек в кресле безнадёжно болен. Это не было временным недомоганием. Чувствовалось, что в таком состоянии он провёл многие годы. А по голодному, исступлённому выражению глаз можно было догадаться, что осталось ему совсем недолго.
В своей жизни я повидал людей, обречённых на смерть. Некоторые принимали её с достоинством. Другие — с покорностью, как то, чего всё равно нельзя избежать.
Этот человек хотел жить.
В том, как стоически он переносил свой недуг, чувствовалась несгибаемая воля. Он не собирался помирать просто так, сложив лапки кверху.
Кресло, негромко жужжа сервоприводами, подъехало ко мне вплотную. Само сиденье было расположено довольно высоко, да и незнакомец не был коротышкой. Так что, находясь рядом, он смотрел мне в глаза, не задирая головы.
Изучение заняло минуты три. Я счёл за благо не шевелиться — ведь в кресле, кроме медицинской аппаратуры, может скрываться и оружие — невидимые дротики со смертельным ядом, самонаводящиеся ракеты — я уже убедился, что Тикю довольно далеко продвинулся в плане милитаризации.
— Ну-ка, пройдись, — вдруг приказал незнакомец. Голос у него был тихим, но не терпящим возражений — так говорят люди, которые привыкли отдавать приказы.
Я повиновался. Сделал несколько шагов в сторону окна, выглянул на улицу — и был разочарован. Вид был ненастоящим. Искусная проекция, сгенерированная таким образом, чтобы имитировать перспективу уходящих вдаль зданий. Издалека её можно было принять за чистую монету. Но вблизи было видно, что это — иллюзия. Возможно, голограмма.
Ну конечно, меня ведь привезли сюда с мешком на голове. Глупо было бы тут же раскрыть, где я нахожусь…
Хмыкнув, я вернулся к креслу и незнакомцу.
— Поверни голову, — я выполнил и этот приказ. В одну, в другую сторону… — Теперь скажи что-нибудь.
— Э… Что вы хотите услышать?
— Да. Вполне может быть… — незнакомец говорил словно бы сам с собой, на мой вопрос он не обратил никакого внимания. Но потом заглянул мне в глаза. — Тебе недавно изменили внешность. Я чувствую остаточные эманации эфира… — он не спрашивал, просто говорил, как есть. — Но глаза остались прежними, так же, как и голос. Сложение, строение костей… Но вот походка изменилась.
— Кто вы такой?
Мне надоело, что меня разглядывают, как куклу.
Незнакомец посмотрел на меня с любопытством. Уголки его губ чуть приподнялись — не улыбаясь. Но давая намёк на то, что такая возможность есть.
— Полагаю, скрывать нет смысла, — сказал он. — Я твой дед. Алексей Соболев.
Ну вот всё и сошлось. Все ниточки, все линии, в центре которых трепыхается принц Антоку, сошлись в руках этого человека. Не стоило даже сомневаться — достаточно посмотреть в его глаза. Спрятанные за набрякшими веками, они излучали просто таки ГРОМАДНУЮ силу воли.
— Значит, работа хирурга была напрасной, — сказал я как можно нейтральнее. — Никого моё новое лицо не обмануло.
В голове лихорадочно строились и рушились разнообразные планы. Как с ним себя держать? Что говорить? Разыграть карту принца по-полной? Или довериться, и рассказать, кто я такой?..
— Я смотрю не на лицо, мальчик, — отозвался Соболев. — Порода — вот что главное. Цвет глаз, манера держать голову, общее строение тела… Ты очень похож на свою мать, Володенька. И на меня. Ты бы в этом убедился, если б я мог убрать все эти… — он покосился на трубки, и не стал договаривать.
— Значит, это вы приказали Набунаге выкрасть меня и доставить к вам.
Догадка — не более. Но она попала в яблочко.
Соболев чуть заметно кивнул.
— Когда Фудзивара расправились с моей дочерью и её мужем, — по его лицу пробежала тень. — Я думал, что и ты не уцелел. Миша погиб ещё раньше. Всё было обставлено, как несчастный случай, — он горько усмехнулся. — Прошло одиннадцать лет, но я каждый день корю себя за то, что не забрал Наташу и тебя в Россию. Надо было слушать своё сердце, а не разум.