Спустившись из башни, у подножия лестницы я застал Коляна. Тот, прямо как вчера, сидел на стуле, в толстом вязаном жилете и очках, и читал газету.
Протянув руку, я с любопытством пощупал краешек. Тонкая, словно невесомая бумага, испещренная чёрно-белым текстом и плохого качества фотографиями. Удивительное ощущение.
Колян свернул газету в квадратик не больше ладони, и спрятал в карман.
— Ну… Как дела? — голос телохранителя-дворецкого был спокоен и даже заботлив. Но был в нём и невысказанный вопрос.
— Нормально, — я решил принять нейтральный тон. Пока не разберусь, в чём, собственно, дело.
— Ну и ладушки, — Колян поднялся и зашаркал мягкими шлёпанцами по коридору. Словно и сидел тут лишь для того, чтобы отметить мой выход из башни…
— Что-то случилось? — нагнав телохранителя, я пошел рядом.
— Да вроде нет, — тон его был само добродушие. — Просто подумал: может, ты захочешь поговорить.
— На самом деле да, — я вдруг понял, что так и есть. Поговорить с Коляном — это именно то, что мне сейчас нужно.
Он всё знает о здешней жизни. И главное — прекрасно понимает моё положение. Он не будет насмешничать, как Фудзи, и не будет говорить обиняками, как князь. Откуда-то я знал: я могу спросить его о чём угодно. И он ответит.
— Тогда пойдём завтракать, — по мере продвижения по замку, Колян по-хозяйски гасил лампы. Через окна поступало уже достаточно света.
— Просторно тут у вас, — сказал я, когда мы шли через огромный холл. Ковёр, размером с футбольное поле, не закрывал всей площади, а ютился в центре, под столом, на котором возвышалась сложная композиция из живых цветов. — Одна уборка чего стоит.
Наше здание в Корпусе тоже было довольно обширным. Но там был строгий функционал: поглощающее пыль и мусор напольное покрытие, сверхпрочный пластик и унифицированная самоочищающаяся мебель.
— Да, приходится потрудиться, — добродушно согласился Колян. — Но видишь ли, Каховка — это родовое поместье Соболевых. Они тут живут уже лет триста. Так что привыкай.
— Да мне-то что? — я дернул плечом, неожиданно почувствовав смутное раздражение. — Я — всего лишь пассажир. Надолго не задержусь.
Колян неопределенно хмыкнул, но так ничего и не сказал.
А я вдруг понял, что меня раздражает. Не замок. И не его обитатели. Я сам. Потому что мне здесь нравится. Нравятся эти люди — Колян, Соболев, Фудзи… Нравится стюардесса Татьяна и девушка Сакура, которая осталась далеко, на Сикоку. Загадочная Хякурэн — начальница Имперской безопасности Ямато, и её отец, босс якудза Итиро Янака.
Все они были настоящие. Их всех объединяло одно качество: желание полноценно прожить свою единственную жизнь. Испытать в полной мере все превратности судьбы, которые она готовит.
Побывав в более чем сотне миров, прожив множество коротких жизней, постоянно притворяясь кем-то другим, я хотел то же, что было у них. Своё место в мире. Свою судьбу, своё предназначение. Только вот в чём проблема: я занимаю чужое место. Я здесь вместо другого парня. И если окружающие согласились принять эту условность, считать меня принцем, княжичем, внуком… Я был не готов.
И даже если я попытаюсь смириться, и соглашусь принять на себя чужую судьбу, директивы Корпуса, вбитые на подсознательном уровне, закодированные в электроимпульсы моего разума, этого не позволят.
— Проходи, садись, — Колян придвинул высокий табурет к столу, а сам принялся хозяйничать у плиты. — Яичница по-охотничьи: оленина, свежие помидоры, красный перец. Устроит?
Я кивнул. Кухня была небольшая, очень уютная. Чувствовалось, что Колян здесь не в первый раз.
— Не думал, что в таком здоровенном доме такая маленькая кухня, — я разглядывал узор на обоях — переплетение желтых треугольников с белыми полосами. — Думал, здесь будут громадные котлы, камины для жарки целых кабаньих туш — всё в таком духе.
— Кабаны у нас водятся знатные, — Колян бросил на сковородку два громадных, розовых на срезе куска мяса. Запахло невообразимо вкусно, и у меня потекли слюнки. — За домом есть дубовая роща — они приходят туда за желудями. Как-нибудь покажу, занятное зрелище. Есть и кухня со всем таким, о чём ты думаешь — в подвале. Сейчас там готовят праздничный ужин на три сотни гостей, и у мэтра Ботичелли лучше не путаться под ногами. Ботичелли — это наш повар, семпай выписал его из Италии. А здесь, где ты сидишь… В общем, это такое место, где я отдыхаю. У человека должно быть своё логово, сечёшь? Поджарить стейк, попить пивка, перекинуться с парнями в «дурачка»…
— Поболтать по душам, — вставил я.
— А как же? — Колян поставил передо мной огромную плоскую тарелку. Обещанная жареная оленина, четыре яйца — желтки были крупные, оранжевые, посыпанные мелкой зеленью. Разрезанные пополам, и слегка притушенные помидоры… — Разговоры по душам — это свойство каждого русского. Без них мы хиреем. Начинаем задумываться о странном — ну, ты понимаешь.