— Но…
— Дядя Коля! Вы меня слышите? Заберите его. Не надо делать глупостей.
Я выбрался из фургона и встал рядом с Коляном. Силовой пузырь вокруг графа мерцал и переливался, как бензиновая плёнка на поверхности лужи.
— Считаю до десяти, — сказал Бестужев. — За это время вы должны отойти на порядочное расстояние — для своего же блага.
Колян подхватил меня под локоть, и мы вместе двинулись к сиреневым сумеркам, в которых стрекотали кузнечики и пели соловьи.
— Мы что, так всё и оставим?
Поцелуй Любавы всё ещё горел у меня на губах. В висках стучали молотки. Быть так близко, и по собственной воле отказаться от цели…
— Давай, шевели ногами, герой-любовник, — буркнул Колян, подталкивая меня всё дальше от сарая, к густо разросшимся кустам сирени. — Это мы ещё легко отделались.
— Легко?..
— Он спокойно мог нас пристрелить, прямо там, не отходя от кассы, — пояснил телохранитель. — Держа на мушке цельный город, он мог приказать, чтобы Свят прискакал сюда, вместе со всеми прихлебателями, и принёс корону на красной подушечке.
Друзья называют меня Свят, — сказал государь, когда я знакомился с ним на балу в поместье Соболева.
Интересные у него друзья…
Над головой раздался стрёкот винтов. Мы с Коляном как по команде задрали головы.
Чёрная машина заходила на посадку рядом с сараем.
Колян шепотом выругался.
Я выругался совсем не шепотом. И ругался долго, припоминая все известные мне ругательства, на всех языках, которые помнил.
— Переиграл он нас, Вован, — наконец сказал телохранитель. — Обул, как ванек.
— Вертолёт можно перехватить, — заметил я.
В голове, один за другим, возникали и рушились планы.
— Нет, пока есть опасность, что он взорвёт город, — покачал головой Колян.
— Но не можем же мы…
— Можем, — тяжелая лапа опустилась на моё плечо и придавила к земле. — Выиграв сражение, он ещё не выиграл войну.
Из сарая выскочил Бестужев. Он тащил Любовь за цепь, как непослушную собачку.
Пригибаясь, они подошли к вертолёту и исчезли в его чёрном нутре…
У меня перехватило дыхание.
— Вы чего ушами хлопаете? — заорал Фудзи мне на ухо. Грохот стоял такой, что я даже не слышал, как он подъехал. — Они же сейчас скроются!
Над нами как раз показалось брюхо вертолёта, и я вновь задрал голову. Куда они полетят?..
— А ну, пропусти!
Фудзи побежал за вертолётом, раскручивая в пустой руке что-то невидимое. Я сначала удивился, но потом вспомнил, что так и не снял свинцовый браслет. Сдёрнул его мгновенно, и сразу увидел над головой Фудзи огромное огненно-горящее лассо.
Воздух визжал, взрезаемый раскалённым Эфиром.
Я сорвался с места, как только понял, что Фудзи хочет набросить лассо на хвост вертолёта…
— Остановись! — кричал я. Но винты крутились всё сильнее, ветер свистел в ушах и Фудзи меня не слышал.
Гигантским прыжком преодолев расстояние между нами, я прыгнул ему на спину и повалил, прижал к гравию лицом. А потом не отпускал, пока вертолёт не сделался крошечной чёрной точкой в раскалённом добела небе.
Неровной походкой к нам подошел Колян. Приставив руку козырьком к глазам, он наблюдал за вертолётом.
— Вы идиоты, — Фудзи сел, и теперь вынимал кусочки гравия из кровоточащих ладоней. — Теперь он продаст её тому, кто больше заплатит. Вы представляете, скольким можно пожертвовать, чтобы иметь возможность диктовать свои условия Российской империи?
— У нас не было выбора, — сказал я, усаживаясь рядом. — Но мы обязательно найдём её.
В кармане Коляна запиликал телефон. Тот вытащил трубку, послушал, и дал отбой.
— Это семпай, — сказал он. — У него для нас кое-что есть.
Глава 7
Когда я увидел князя Соболева, стоящего одиноко на кромке военного аэродрома, в душе что-то надломилось. Всего несколько дней прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз, но за это время произошло столько всего, что казалось, миновала целая вечность.
Когда я приблизился — робко, не зная, что сказать, — он сделал один стремительный шаг навстречу и прижал меня к груди.
— Я соскучился, внук, — тихо сказал князь.
И тогда я тоже его обнял. И только сейчас понял, почему при виде князя так защемило в груди: мне тоже его не хватало. Так сильно, что на глазах выступили слёзы.
— И я соскучился, дед.
Я впервые назвал его этим коротким словом, которым люди обычно пользуются не задумываясь, просто обозначая семейные узы, незримую связь, соединяющую их в силу кровного родства.
Но для нас с князем всё было иначе. Он это понимал, и я это понимал.
Поэтому отступив, Соболев молча сжал мои предплечья, и отпустил. Короткий контакт глаза-в-глаза закрепил чувство общности, возникшее между нами.