Я невольно посмотрел на её ступни. Маленькие, изящные, несмотря на возраст, обтянутые тонкими чулками. Пятки покраснели, на больших пальцах вздулись пузыри.
Заметив мой взгляд, она подвинула ноги обратно под сиденье.
— Зря вы стараетесь запугать меня, — почувствовав сухость в горле, я налил себе остывшего кофе и сделал большой глоток. — Я и так собирался предложить свои услуги по спасению Любавы. То, что я не верю в предательство Фудзи, вовсе не значит, что я откажусь работать на вас.
— Это элементарная предосторожность, — она пожала плечами.
В свете электрической лампочки в салоне лимузина волосы Салтыковой казались короткими металлическими проволочками.
— К тому же, вам будет легче сосредоточиться на текущей задаче, если вы будете знать, что Шива уже пойман.
— К сожалению, это не так, — я поставил чашку на место. — Директива обязывает меня вернуться в Корпус, как только преступник будет схвачен. Честно говоря, я не представляю, как такое промедление отразится на моей психике. Вы выдернули чеку, госпожа секретарь.
Я не кривил душой. Не пытался её запугать. Я действительно не знал.
Возможно, Шива пошел вразнос после того, как ему воспрепятствовали в выполнении директив…
— Как я уже сказала, я готова рискнуть.
Поезд остановился, но двери вагона пока оставались закрытыми. Я молча ждал.
— Сейчас мы с вами пройдём в одно место, — объявила Салтыкова. — Но лучше вам будет переодеться.
Она протянула мне небольшой свёрток, в котором я опознал стэллс-костюм. Тот самый, который я спрятал в дупло дерева где-то на окраине Москвы.
— Вы его нашли, — только и сказал я, принимая свёрток.
— Это было несложно, — госпожа секретарь нашарила туфли, надела их и поднялась из кресла. А потом встала спиной ко мне, у двери.
Я мог бы задушить её прямо сейчас, — мысли проникали в голову, как липкие черви в сердцевину яблока. — Мог бы сломать её тощую шейку, а потом надеть костюм, выйти из поезда и скрыться.
В то же время я прекрасно знал, что ничего такого не сделаю. И вовсе не потому, что Салтыковой удалось меня запугать.
Просто где-то, в глубине души, я понимал эту маленькую усталую женщину.
Она была в отчаянии. Она настолько устала и запуталась, что не доверяла уже никому, даже себе. Много часов подряд сидя в тесной коробке лимузина, или вот такого вагона, она передвигается по городу, ни на секунду не оставаясь на месте. И всё время работает. Расплетает клубки, решает проблемы, устраняет кризисы.
У неё нет времени, чтобы нормально поесть, она приучила себя пить воду, чтобы не свалиться от обезвоживания — потому что забывает о нуждах своего изношенного организма. Она не видит солнечного света, не чувствует ветра на своей коже, потому что её мир — это сумерки. Глухие, кромешные сумерки, что скрывают тайны и секреты, которые она обязана разгадать.
— Я готов, — она повернулась и одобрительно — впервые за долгое время — окинула взглядом мою фигуру.
— А вы хорошо поработали, Курои, — сказала она. — Вы молодец.
— О чём вы?
— О вашей внешности, конечно, — взяв сумочку, она наконец спрятала пистолет, а взамен достала пудреницу с небольшим круглым зеркальцем и протянула мне. — Теперь вас точно никто не примет за МОЛОДОГО принца.
Мне понадобилось целых две минуты, чтобы рассмотреть себя по частям, а потом сложить картинку в голове. После этого я рассмеялся.
Неосознанно, инстинктивно, я придал себе черты, которые мечтал увидеть в зеркале. Никаких оттопыренных ушей. Никакого детского пушка на щеках. Мудрые взрослые глаза, высокие скулы, хорошо развитая нижняя челюсть.
Чёрные волосы зачёсаны назад и спускаются на плечи.
При известной доле воображения, в чертах этого лица чётко прослеживалось фамильное сходство с князем Соболевым.
И вовсе не потому что я занимал тело его внука… За всю свою жизнь я не встречал человека более благородного. Более целеустремлённого, сильного духом и честного.
Неудивительно, что даже подсознательно я стремился походить именно на него.
Всего лишь на один миг, на долю секунды мне стало жаль своего настоящего облика: синт-оболочки, оставленной на Ёшики.
Иногда я ею восхищался — настолько совершенной, гармоничной и удобной она была.
Временами ненавидел. За её уникальность, за то самое совершенство, доведённое до абсурда. И в то же время недоразвитую, ущербную из-за встроенных ограничителей.
В этом мире и в этом теле ничего такого не было. Не было катетера для введения питательного раствора. Не было порядкового номера на запястье. Маячка, благодаря которому Корпус всегда знал моё местоположение…