— Это что-то другое, — хотел крикнуть я Фудзи, но он уже и сам понял: новому гостю не страшны пули, пусть даже и выпущенные из волшебной винтовки.
И самое главное: возникло устойчивое чувство, что он пришел с миром.
По мере приближения гостя шторм утихал. Там, где он промчался на своей доске, уже сияло солнце — ослепительная полоса, в которой плясали золотые пылинки. И когда эти пылинки оседали на воду, волны успокаивались, а вода становилась тягучей и маслянистой, как жидкое золото.
Ветер, взвыв ещё несколько раз на прощанье, унёс своё недовольство куда-то в другое место. Вероятно, на материк — там он перевернёт несколько рыбацких лодок, снесёт парочку крыш и успокоится.
Когда гость наконец-то приземлился на палубе, вокруг стояла тишь да гладь. Лишь покрытое обрывками водорослей море и быстро расходящиеся облака напоминали о том, что ещё несколько минут назад в этой точке мира царил полный бардак.
Незнакомец стоял подбоченившись. Костистые ноги самоуверенно попирали отмытые до блеска доски палубы, глаза смотрели пронзительно и ясно, на губах блуждала улыбка.
На вид ему было около тридцати. Хорошо сложен, широк в плечах. Длинные чёрные волосы свободно полощутся по спине, стянутые лишь тонкими косицами, отходящими с висков. Брови очень широкие, тоже чёрные. Но они совсем не портят его лица, уравновешивая большой нос и довольно тяжелую челюсть. В целом, гостя можно было назвать необычным, но красивым.
Мы с Фудзи даже не думали ничего говорить: просто глазели на этого незнакомца, одетого в простые белые штаны до колен и такую же рубаху. На шее, в открытом вороте, виднелась целая куча ожерелий: из цепочек и кусочков меха, из зубов неведомых тварей, длиной в мой мизинец. Из монеток, согнутых под необычными углами гвоздей и даже камешков, сквозь дырочки в которых был пропущен кожаный ремешок.
Что характерно: человек был совершенно сухим. Его длинными чёрными волосами играл ветерок.
Послышался осторожный скрежет, а потом люк открылся и на палубу выбрался Старик Кагосима. Подслеповато щурясь на солнце, он подошел к незнакомцу, и внимательно оглядел со всех сторон.
Потом хмыкнул, утёр лицо рукавом и произнёс с вызовом:
— Ну здравствуй, Тоётоми Хидэёси.
— И тебе не хворать, Кагосима Миямото, — не остался в долгу гость. Но голос его звучал спокойно и дружелюбно.
— Эй, Кусуноги! — громко позвал, обращаясь к настежь открытому люку, Старик Кагосима. — Выходи. К нам с тобой гости.
— Всё-таки гости? — лукаво уточнил Тоётоми. В голосе его не было ни угрозы ни страха.
— Не помню, чтобы мы расставались врагами, — прищурившись, ответствовал Кагосима.
— А раз гости, то может, угостите меня чашечкой чаю? — спросил этот невероятный человек и широко улыбнулся.
И тогда Кагосима шагнул к нему, раскрывая объятия.
Пока они стояли, покачиваясь из стороны в сторону, хлопая друг друга по спине и смеясь, меня в бок толкнул Фудзи.
— Пошли на камбуз, — позвал он шепотом.
— Зачем это? — мне очень хотелось досмотреть, чем всё закончится.
— Помнишь, гость изъявил желание выпить чаю? А законы гостеприимства обязывают уважать желания гостей… Тем более таких, которые усмиряют шторм одним своим появлением.
Из рубки по трапу уже спускались Хякурэн и Ватанабэ. Белый Лотос неотрывно смотрела на гостя. С удивлением я заметил, что на ней нет своеобычного желтого плаща, а надета красивая, под цвет глаз, голубая саржевая курточка, вышитая по вороту зелёными нитками. Волосы, хоть и наспех, причёсаны и уложены в изящную причёску, скреплённую заколкой с голубой глицинией…
И вдруг я испытал укол сожаления. Не слишком сильный, но всё же чувствительный. Почему Белый Лотос никогда не смотрела на меня так, как сейчас смотрит на этого незнакомца?
Может потому, что узнав меня в облике лопоухого и вечно краснеющего пацана, никогда теперь не избавится от комплекса старшей сестры?..
Отличное объяснение. Но утешение всё же не слишком хорошее.
И тут я подумал о Любаве. О том нашем с ней поцелуе. Сердце сжала сладкая рука, и… отпустила. Неужели она тогда была серьёзна? А вдруг… Вдруг я был просто последним человеком, которого она с уверенностью могла назвать другом? Ведь я всё-таки пришел её спасать, и девушка всего лишь хотела поблагодарить меня за попытку…
— Эй, чудовище, — меня чувствительно толкнули в спину. — Если ты не начнёшь спускаться, я не смогу последовать за тобой. Не успею приготовить чай, и тогда мы потеряем лицо перед нашим гостем.
Дался им этот гость. И чего это все так запрыгали?..
Но я тут же укорил себя за эгоизм. С каких это пор я стал таким мелочным? Мы, посланники, привыкли находиться в тени. Слава наших деяний всегда достаётся другим — таков порядок.