— Оказывается, даже моего влияния не хватает, чтобы удержать вас на поводке, — сказала она тем спокойным голосом, за которым скрывалась неподдельная ярость. — Выходите, Курои. Вас ждут.
Глава 3
Секунду я смотрел на Салтыкову с недоумением. Она хочет, чтобы я остался на перроне? Но причём здесь поводок?
— Выходите, — повторила она с нажимом. Двери вагона распахнулись, внутрь проник запах влажного бетона и сырости.
Я послушался и сделал шаг назад.
Поезд тут же рванул с места, словно боялся, что Салтыкова передумает.
На перроне стоял автомобиль. Вероятно, он подъехал только что — в воздухе всё ещё висел запах выхлопных газов.
Какое-нибудь ответвление в туннеле, которое я не заметил, — предположил я гадая, откуда он взялся.
Корпус автомобиля был тусклым, матовым, он не ловил бликов потолочных светильников. Огромный внедорожник, с широкими колёсами, с пуленепробиваемым, судя по характерному цвету, лобовым стеклом, с трубой шноркеля, выходящей далеко за крышу.
Тупоносый, скалящийся решеткой радиатора, он походил на затаившегося хищника.
"НИВА" — гласила надпись на узкой табличке, привинченной к кузову.
Сделав шаг к этому ожившему монстру, я испытал робость. Кто скрывается там, внутри?.. Вряд ли кто-то знакомый: судя по холодной ярости, с которой Салтыкова приняла новое распоряжение, её планы рушились самым катастрофическим образом.
Открыв переднюю дверь, тяжелую, словно её взяли из банковского хранилища, я скользнул на сиденье.
— Здоровэньки булы, пане шановни громадяне, — встретил меня раскатистый бас.
Навалилось облегчение. Жаркая волна прокатилась от затылка до самых пяток. Обмякнув, на секунду я закрыл глаза и даже позволил себе улыбнуться.
Говорил Колян на каком-то полупонятном наречии, и оставалось только надеяться, что это было приветствие.
— Как ты меня узнал?
Стекло было чёрным, в нём отражалась звёздная россыпь приборной панели и моё новое лицо.
— Старую собаку новым фокусам не выучишь, — добродушно буркнул Колян и передёрнул какой-то рычаг. Двигатель где-то под капотом утробно взревел, машина плавно двинулась с места. — Я милого узнаю по походке, — добавил он не менее загадочную фразу, ворочая огромным, как тележное колесо, рулём.
Стёкла салона были настолько затемнены, что я видел только своё отражение.
— То есть, не так уж сильно я изменился, — не знаю, огорчаться этому открытию, или радоваться.
— Фокус в том, чтобы уметь смотреть, — хрюкнул водитель. Он опять передёрнул рычаг, надавил педаль газа, двигатель взревел и вдруг стало светло: мы выехали из туннеля. Солнце светило вовсю, небо усеивали мягкие белые облачка. — Фамильное сходство не пропьёшь, — неторопливо вещал водитель. — Да и манеру эдак вот дёргать плечом, закидывая руку назад, хорошо бы сменить. Но ты не ссы, — оторвав могучую длань от руля, он похлопал меня по коленке. Больше это походило на весьма чувствительные удары, но я был не в претензии. — Повешенный не утонет.
— Не представляешь, как я рад тебя видеть.
Я говорил вполне искренне. После всех тайных интриг Салтыковой, после загадок мастера Никто, Колян казался незыблемой скалой в море загадок и тайн. За него можно было зацепиться, перевести дух. В его присутствии дышалось особенно легко.
— Да, побузил ты знатно, — он смотрел на дорогу, но похожее на капустный кочан ухо чуть шевельнулось в мою сторону. В знак приязни.
И тут меня кольнуло.
— Каховка! — я еле сдержался, чтобы не орать во весь голос. — С князем всё в порядке? Там все… Целы?
Я вспомнил, что говорил мастер Никто: когда он слился с Артефактом, остров, где тот находился, ушел под воду…
— Прорвёмся, — сквозь зубы выдавил Колян. — Потрясло нас знатно. Десять баллов по шкале мокрых штанов. Но всё путём, Вован. Князь — как огурчик. Видел бы ты его.
— А мы разве едем… не домой?
— Сорян, братка. Дан приказ идти на запад.
Тон Коляна неуловимо изменился.
— Что произошло?
— Да так, ничо особо, — он пожал широченными плечами, продолжая ворочать баранку.
Машину мотало из стороны в сторону. Несмотря на приземистый кузов и мощные колёса, пол клонился то вправо, то влево. Двигатель взрёвывал на высоких оборотах, или утробно ворчал, когда "Нива" клевала мордой дорогу.
И только поэтому я обратил внимание на то, что творилось за окном…
Вокруг расстилались бескрайние поля. Какой-то злак — пшеница, рожь. Всходы уже высокие, мне по-пояс. Но зелёные — тяжелые колосья ещё не клонятся к земле, а медленно и мерно раскачиваются на ветру. От этого кажется, что по бесконечному зелёному морю бегут белёсые волны.