РОБИНСКИЙ СОЛГАЛ...
Робинский солгал, что он едет в Исналитуч. То есть поехать-то туда он поехал, но не сразу. Выйдя на Триумфальную, он нанял таксомотор и отправился совсем не туда, где помещался Исналитуч, а приехал в громадный солнечный двор, пересек его, полюбовавшись на стаю кур, клевавших что-то в выгоревшей траве, и явился в беленькое низенькое здание. Там он увидел два окошечка и возле правого небольшую очередь. В очереди стояли две печальнейших дамы в черном трауре, обливаясь время от времени слезами, и четверо смуглейших людей в черных шапочках. Все они держали в руках кипы каких-то документов. Робинский подошел к столику, купил за какую-то мелочь анкетный лист и все графы заполнил быстро и аккуратно. Затем спрятал лист в портфель и мимо очереди, прежде чем она успела ахнуть, влез в дверь. "Какая нагл..." - только и успела шепнуть дама. Сидевший в комнате, напоминающей келью, хотел было принять Робинского неласково, но вгляделся в него и выразил на своем лице улыбку. Оказалось, что сидевший учился в одном городе и в одной гимназии с Робинским. Порхнули одно или два воспоминания золотого детства. Затем Робинский изложил свою докуку - ему нужно ехать в Берлин, и весьма срочно. Причина - заболел нежно любимый и престарелый дядя. Робинский хочет поспеть на Курфюрстендамм закрыть дяде глаза. Сидящий за столом почесал затылок. Очень трудно выдают разрешения. Робинский прижал портфель к груди. Его могут не выпустить? Его? Робинского? Лояльнейшего и преданнейшего человека? Человека, сгорающего на советской работе? Нет! Он просто-напросто желал бы повидать того, у кого хватит духу Робинскому отказать... Сидевший за столом был тронут. Заявив, что он вполне сочувствует Робинскому, присовокупил, что он есть лишь лицо исполнительное. Две фотографические карточки? Вот они, пожалуйста. Справку из домкома? Вот она. Удостоверение от фининспектора? Пожалуйста. - Друг, - нежно шепнул Робинский, склоняясь к сидевшему, - ответик мне завтра. Друг выпучил глаза. - Однако!.. - сказал он и улыбнулся растерянно и восхищенно, - раньше недели случая не было.. - Дружок, - шепнул Робинский, - я понимаю. Для какого-нибудь подозрительного человека, о котором нужно справки собирать. Но для меня?.. Через минуту Робинский, серьезный и деловой, вышел из комнаты. В самом конце очереди, за человеком в красной феске с кипой бумаг в руках, стоял... Благовест. Молчание длилось секунд десять.
Комментарии
ЧЕРНЫЙ МАГ
С. 21. Черновики романа. Тетрадь 1. 1928 - 1929 гг. - Роман начинался с предисловия, имеющего несколько вариантов. Сохранилась часть первого слова из названия предисловия "Божеств/енная/... (может быть, следующее слово "комедия"?). Рассказ ведется от первого лица и начинается словами: "Клянусь честью..." Из обрывков текста можно понять, что автора заставило взяться за перо какое-то чудовищное происшествие и связано оно с посещением красной столицы (а в другом варианте текста - и других городов Союза республик, в том числе Ленинграда) "гражданином Азазелло". Глава первая имела несколько названий: "Шестое доказательство", "Доказательство /инженера/", "Пролог"... По содержанию похожа на будущую главу "Никогда не разговаривайте с неизвестными", но насыщена многими подробностями, которые были в дальнейшем опущены. Например, указано время действия - июнь 1935 года. Детально описаны внешность, приметы и одежда героев - Берлиоза и Иванушки, что имеет немаловажное значение для установления их прототипов. Очень подробно рассказано о журнале "Богоборец" и о материалах, помещаемых в нем. Видимо, для Булгакова это было столь важно, что он в мельчайших подробностях описал жуткий карикатурный рисунок на Иисуса Христа, "к каковому... Берлиоз и просил Безродного приписать антирелигиозные стишки". Описание появившегося "незнакомца" взято автором повествования из следственного дела "115-го /отделения/ рабоче-крестьянской милиции", в котором была рубрика "Приметы". И приметы эти составляют 15 (!) страниц булгаковского текста. Любопытно также, что "незнакомец", прежде чем подойти к беседующей паре, покатался по воде на лодочке. Текст главы реконструировать полностью невозможно, поскольку десять листов подрезано под корешок тетради. Вторую главу принято называть "Евангелие от Воланда", но это не точное название. В разметке первых глав, помещенной на одной из страниц, записано: "Евангелие от д/ьявола/". Но и это не первое название главы. Установить полностью название главы трудно, поскольку сохранилось лишь его последнее слово: "...ниссане...", крупно написанное красными чернилами, так же, как и следующая глава. Сохранились и кусочки текста из плана этой главы: "История у /Каиафы/ в ночь с 25 на 2/6/... 1) Разбудили Каи/афу/... 2) У Каиа/фы/.. 3) Утро..." Характерно, что над всем этим текстом Булгаков крупными буквами написал: "Delatores - доносчики". Глава начинается с рассказа "незнакомца", который "прищурившись... вспоминал", как Иисуса Христа привели "прямо к Анне" (Анна - тесть Каиафы, низложенный ранее первосвященник, фактически обладавший реальной властью. - В. Л). По обрывкам слов можно понять, что Иисус подвергся допросу, при этом его обвиняли в самозванстве. В ответ Иисус улыбался... Затем состоялось заседание Синедриона, но в этом месте пять листов с убористым текстом обрезаны почти под корешок. Можно лишь предположить, что этот текст имел чрезвычайно важное значение для понимания реальной обстановки, сложившейся вокруг писателя в конце двадцатых годов, поскольку "исторические" главы прежде всего и имели скрытый подтекст. Видимо, в уничтоженном тексте просматривались реальные фигуры того времени. Перед самым обрывом текста легко прочитывается фраза: "Я его ненавижу..." Скорее всего, эти слова принадлежат Иванушке, выразившему (скорее всего, мысленно) свое отношение к незнакомцу, ведущему рассказ. Что же касается реакции Берлиоза на рассказ и Воланда, то он, "не сводя /взора с иностранца, спросил/ вежливо: - Ну-с... поволокли его..." Из текста, следующего после обрыва листов, можно легко разобрать, что Синедрион принял решение казнить самозванца, а убийцу Вараввана выпустить на свободу. Это свое решение Синедрион и препроводил Пилату. Реакция Пилата была ужасной. Воланд продолжал свой рассказ внимательным слушателям. "Впервые в жизни... я видел, как надменный прокуратор /Пилат/ не сумел... сдержать себя... /Он/ резко двинул рукой... /и опроки/нул чашу с ордин/арным вином. Вино/ при этом расхле/сталось по полу, чаша разбилась/ вдребезги и руки /Пилата обагрились/... - Ага-а, - про/говорил/... Берлиоз, с велич/айшим/ вниманием слуша/вший/ этот/ рассказ. - Да-с, - продол/жал/... незнакомец. - Я слышал, к/ак Пилат/ прошипел: - О, gens scele /ratissi/ma, taeterrima /gens!/1 Затем повернулся /лицом к/ Иешуа и / сказал, /гневно сверк/нув глазами: - /Благодари т/вой язык, друг, а /не ужасного/ человека председа/теля синедриона/ Иосифа Каиафу..." Далее описывалась известная сцена вынесения Пилатом приговора Иешуа. Воланд резюмировал это трагическое событие так: "Таким образом, Пилат /вынес/ себе ужасающий пр/иговор/... - Я содрогнулся, - пр/одолжал незнакомец/... все покатилось..." Далее Воланд поведал о Веронике, которая пыталась во время тяжкого шествия на Лысый Череп утереть лицо Христу, и о сапожнике, помогавшем Иисусу нести тяжелый крест, и о самой казни. То есть во второй главе первой редакции сконцентрированы все те события, которые впоследствии были "разнесены" автором по нескольким "историческим" - --------------------------------------1 О племя греховнейшее, отвратительнейшее племя! (лат.) главам. В более поздние редакции романа не вошел ряд важных эпизодов главы (заседание Синедриона, шествие Иисуса Христа на казнь и некоторые другие). Глава третья имеет четкое название - "Доказательство инженера". В ней наконец иностранец представляется друзьям-писателям, назвав себя профессором Вельяром Вельяровичем Воландом. Действует он по-прежнему в одиночестве, без помощников. Выступая как дьявол-искуситель, он своими провокационными выпадами против наивного Иванушки доводит последнего до состояния безумия, и тот разметает им же нарисованное на песке изображение Христа. Но Воланд тем самым испытывал не столько Иванушку, сколько Берлиоза, которого и призывал остановить своего приятеля от безумного действия. Но Берлиоз, понимавший суть происходящего, уклонился от вмешательства и позволил Иванушке совершить роковой шаг. За что, собственно, и поплатился. Смерть Берлиоза описана в деталях, с жуткими подробностями. Не мог Булгаков простить лидерам писательского мира их полного духовного падения. Четвертая и пятая главы в названии имели первым словом "Интермедия...". В разметке глав - "Интермедия в..." (возможно, в "Шалаше" или в "Хижине"). Но для четвертой главы более подходит название "На вед/ьминой квартире/, которое дано автором в подзаголовке. В этой небольшой главе рассказывается о некоей поэтессе Степаниде Афанасьевне, которая все свое время делила "между ложем и телефоном" и разносила по Москве всевозможные небылицы и сплетни. Именно она распространила весть о гибели Берлиоза и о сумасшествии Иванушки. Исследователи, очевидно, справедливо полагают, что Булгаков намечал "разместить" Воланда именно в квартире Степаниды Афанасьевны, поэтому и глава названа "На ведьминой квартире". Но затем творческий замысел писателя несколько изменился, в результате чего и сама глава бесследно исчезла. Пятая же глава, которую условно можно назвать "Интермедия в Шалаше Грибоедова", по содержанию незначительно отличается от последующих редакций. Но совершенно иной в первой редакции финал главы. Дежурившие в больнице санитары заметили убегающего черного пуделя "в шесть аршин". Это был Иванушка Бездомный. Более подробно с содержанием этих двух глав можно ознакомиться в "Литературном обозрении" № 5 за 1991 год, где читателям предложена попытка реконструкции их текста, подготовленная М. О. Чудаковой. Следующая, шестая глава "Марш фюнебров" больше не встречается в других редакциях, хотя в ней рассказывается о довольно значительном событии похоронах Берлиоза. Бежавший из больницы Иванушка появляется на процессии в виде трубочиста, внеся в ее ряды дикую сумятицу. Затем, овладев повозкой и телом друга, он мчится по Москве, сея вокруг ужас и панику. От такой езды покойник "вылез из гроба", и у очевидцев сложилось впечатление, что он "управляет колесницей". В конечном итоге колесница вместе с гробом сваливается на Крымском мосту в Москву-реку, но Иванушка чудом остается жив, упав до этого с козел. В мозгу у Ивана смешивается реальная действительность с рассказанными Воландом событиями, из его уст то и дело выскакивают мудреные словечки: "Понтийский Пилат", "синедрион"... Как выяснится в других главах, Иванушку вновь водворяют в лечебницу. Главы седьмая - десятая соответствуют будущим главам "Волшебные деньги", "Степа Лиходеев", "В кабинете Римского" и "Белая магия и ее разоблачение". Правда, от потусторонней силы по-прежнему выступает один Воланд, а действующие герои имеют иные имена. Так, председателем жилищного товарищества является Никодим Гаврилыч Поротый, Варьете возглавляет Гарася Педулаев, его помощниками выступают Цупилиоти и Нютон, а Воланд отрывает голову Осипу Григорьевичу Благовесту. Весьма примечательны и некоторые читаемые фразы. Так, Воланд именует Гарасю Педулаева "алмазнейшим", а когда тот, вытаращив глаза, не может сообразить, кто же все-таки перед ним, заявляет: "Я - Воланд!.. Воланд я!.." Но неискушенный в литературе и мистике Гарася так и не может распознать своего собеседника. Кое-что он, видимо, начал соображать, когда вдруг оказался над крышей своего дома, а через мгновение очутился во Владикавказе. Весьма важное значение имеет глава одиннадцатая, которая, к сожалению, плохо прочитывается, поскольку многие листы в ней обрезаны под корешок. Видимо, все же это было сделано не автором, а в значительно более позднее время. Главный герой этой главы некий специалист по демонологии Феся, плохо говоривший по-русски, но владевший имением в Подмосковье. После революции этот специалист многие годы читал лекции в Художественных мастерских до того момента, пока в одной из газетных статей не появилось сообщение о том, что Феся в бытность свою помещиком измывался над мужиками в имении. Феся опроверг это сообщение довольно убедительно, заявив, что русского мужика он ни разу не видел в глаза. Сохранился полностью кусочек конца главы. Приводим его ниже: "...в Охотных рядах покупал капусты. В треухе. Но он не произвел на меня впечатления зверя. Через некоторое время Феся развернул иллюстрированный журнал и увидел своего знакомого мужика, правда, без треуха. Подпись под стариком была такая: "Граф Лев Николаевич Толстой". Феся был потрясен. - Клянусь Мадонной, - заметил он, - Россия необыкновенная страна! Графы в ней - вылитые мужики! Таким образом, Феся не солгал" К сожалению, развития этот многообещающий образ в последующих ,, ( редакциях не получил. Правда, большая часть второй редакции была уничтожена автором, и поэтому мы не можем сказать, включалась в нее эта глава или нет. О следующих четырех заключительных главах редакции, почти полностью сохранившихся, можно лишь сказать, что они не являются центральными и, возможно, поэтому остались нетронутыми. Содержание их мы не передаем, поскольку они публикуются в данном издании. Отметим лишь одну важную деталь: в главе тринадцатой "Якобы деньги" в окружении Воланда появляются новые персонажи - рожа с вытекшим глазом и провалившимся носом, маленький человечишко в черном берете, рыжая голая девица, два кота... Намечалась их грандиозная деятельность в "красной столице". С. 23. ...гражданин Поротый... - Он же Никанор Иванович Босой. С. 26. ...троцкистских прокламаций самого омерзительного содержания. Писатель иронизирует по поводу бушевавшей тогда "борьбы с троцкизмом", но заодно пользуется случаем еще раз нелестно высказаться в адрес некогда грозного пролетарского вождя. С. 27. Второй кот оказался в странном месте... - Второй кот появляется и в следующей редакции романа. Видимо, писатель предполагал расширить свиту Воланда, включив в нее еще одного кота, но впоследствии отказался от этого замысла. ...на коей были вышиты кресты, но только кверху ногами. - Перевернутый крест - кощунственное отношение к распятию - символизирует радость лукавого. ...и нос вынужден был заткнуть... - На этом слове текст обрывается. Следующий лист оборван наполовину. Из сохранившегося текста можно понять, что Воланд выразил свое неудовольствие по поводу несвежей осетрины. Буфетчика же волновало другое - фальшивые деньги, он пытался выразить свои претензии по этому поводу. В ответ послышался возглас Воланда: "Бегемот!" - и далее по тексту. С. 32. Тут Суковский и Нютон... - Суковский - он же Библейский, Робинский, Близнецов, Римский. Нютон - он же Благовест, Внучата, Варенуха. ...отравил жизнь Осипу Григорьевичу... - В последующих редакциях в этой роли выступил конферансье Мелунчи, он же Чембукчи, Жорж Бенгальский. С. 33. ...Аполлона Павловича выбросили... - В следующих редакциях Аркадий Аполлонович Семплеяров. ...Педулаев... - В следующих редакциях - Степа Лиходеев. С. 35. "...черные скалы, вот мой покой..." - Близко к тексту романса Шуберта "Приют" на слова Рельштаба.