Вот елы-палы! Я вижу его! Я вижу арбалетный болт, летящий ко мне медленно, как в замедленной киносъемке. Прежде, чем мозг успевает понять, что это все, конец, тело само реагирует на угрозу и рука моя извлекает из воздуха летящую смерть буквально в сантиметре от носа. Фигассе!
– Слыш ты, дятел! – Мои болтательные рефлексы начинают работать независимо от впавшего в ступор серого вещества, что сейчас киселем плещется в черепной коробке и со страху отказывается выдать хоть какую-то мысль. – Ты какого хрена в гостей стреляешь? Я ж тебе сейчас рыло за такие шутки начищу!
Стрелок-неудачник, похоже, впал в такой же ступор, как и я, и стоит, выпучив глаза (поразительно – я и это вижу!), не в силах не то что слово сказать, а даже промычать. Пользуясь моментом, быстро анализирую свои ощущения.
Я, конечно, не медик и не биолог, но кое-что понять могу. Учили когда-то хорошо – в школе у нас были учителя старой, еще советской закалки, не чета нынешним инкубаторским недоучкам. Если я хоть что-то соображаю, то у меня сейчас должны болеть растянутые, а то и порванные (хотя говорил мне как-то знакомый врач, что растяжение – это тот же разрыв, только частичный) связки, однако никаких неприятных ощущений не чувствую. Все страньше и страньше… Я без усилия волоку тяжелый груз, ломаю толстые доски голой рукой, да вдобавок двигаюсь, как легендарный голливудский супермен… Скажи кому – не поверят.
Смотрю на свои пальцы, все еще стискивающие болт. Разжимаю их… Да уж, такой дурой в лоб прилетит – мало не покажется. Болт тяжелый, цельнометаллический, но сейчас он представляет из себя жалкое зрелище – древко из толстого, паршивого качества железа согнуто, на металле, там, где были мои пальцы, явно видны вмятины. Это что же, я теперь еще и голыми руками металл скомкать могу?
Между тем мужик на лестнице (надо же, насколько у него крепкие нервы) явно пришел в себя и очень осторожно, стараясь сделать это незаметно, начинает смещаться назад. Мысленно ругаюсь и в несколько быстрых шагов оказываюсь возле лестницы. Хозяин (а кто же еще, спрашивается, это может быть? Для охранника слишком толст и неуклюж) с визгом шарахается назад. Поздно, дядя, померла так померла – одним движением перемахиваю через перила и оказываюсь сразу на середине лестницы. В той, прошлой жизни у меня никогда бы так не получилось, а сейчас я уже воспринимаю это как нечто само собой разумеющееся. Вторым прыжком настигаю мужика, хватаю за шиворот и волоку вниз…
– Ну что, придурок, доигрался?
Мужик трепыхнулся, но моментально сообразил, что висит в воздухе, не доставая ногами до земли. Тут он резко поскучнел, обвис и позволил мне спустить себя вниз, в зал. Там я толчком отправил его на ближайший стул, обошел стол с другой стороны, сел так, чтобы за спиной оказалась стена. Место я выбрал не случайно – и в спину не ударят, и поясницу сквозняком не продует. Сквозняк-то, кстати, приличный, тянет холодком через выбитую дверь, а на мне одежда мокрая… В общем, уселся я и мрачно посмотрел пленному в глаза.
Сидел я так почти минуту, а потом сообразил, что придурок в данном конкретном луче я – он же меня не видит! Такая вот интересная ситуация. Я настолько успел за это, не такое уж и долгое, время свыкнуться со своим ночным зрением, что даже не подумал о таком простом обстоятельстве, что обычному человеку это просто не дано. Пришлось на несколько секунд расслабиться и перестать себя ругать.
Поразительно, но гнева я не чувствовал, хотя совсем недавно подобное происшествие вызвало бы у меня желание кого-нибудь убить. У меня вообще характер вспыльчивый, а тут меня любимого убить пытались… Однако же, сейчас я был спокоен, как мамонт, что само по себе было несколько странным. Впрочем, на самокопание пока что времени не было.
– Слышь, дядя, у тебя здесь лампа есть?
Пленный (а как его еще назвать) поднял голову, посмотрел на меня, сориентировавшись, очевидно, по голосу, но ничего не сказал. Это он, кстати, зря – в такой ситуации надо ценить, когда с тобой разговаривают по-хорошему. А то ведь всякое бывает, по-плохому некоторые начинают разговаривать, например. Ну а по-плохому – это, сами понимаете, всякие эксцессы вроде иголок под ногти, пассатижей или паяльника в известное место. И что потом, спрашивается, с трупом делать? Я ведь местных законов не знаю – вдруг потом с боем прорываться придется? Оно, спрашивается, мне надо? Ладно, похоже, придется попробовать еще раз, ну а уж если не получится, то перейдем к зубодробительной стадии.