После этого они опять перешли на английский и отпустили меня во-мояси. Перед уходом я еще заскочила в уборную пописать, и теперь могла болтаться в городе сколько угодно во-твояси и во-свояси. Но оказалось, что бродить по улицам без цели очень быстро надоедает. Я покаталась на карусели на детской площадке, потом посидела на скамейке на набережной и, наконец, стала рассчитывать на пальцах, какие у Инес могут быть в этот день уроки. Конечно, я могла и ошибнуться, но по всем прикидкам выходило, что сейчас она не должна быть дома, если только она не решила все уроки отменить из-за Юджинового отгула.
Что ж, выхода не было, нужно было рискнуть, ведь все равно когда-нибудь придется вернуться домой. Так лучше прийти, когда ее нет, а Юджин, наоборот, дома. Я еще немножко посидела, потом отыскала остановку пятерки и отправилась домой.
Когда я вошла, в квартире было тихо, — у Инес и вправду был урок, а Юджин, наверно, уволокся за ней. Я бросила ранец на пол и направилась в кладовку, чтобы, пока никого нет, вытащить оттуда спрятанные утром учебники. Но не успела я сделать несколько шагов, как в кабинете загрохотал отодвинутый стул и навстречу мне вышел Юджин.
«Светка, — обрадовался он, — ты уже вернулась из школы? Так рано?».
Пришлось повторить историю про отмененный урок по эстетике — на случай, если Эли проболтается о моем визите в галерею. Я так и не узнала, поверил мне Юджин или нет, потому что неожиданно под окном появился Илан и начал вызывать меня на балкон. Прежде чем выйти на балкон, я все же закинула ранец в свою комнату, чтобы не обнаружилось, что он наполовину пустой.
Все время, пока я заталкивала ранец к себе, Илан бесновался под окном — он так кричал, что кто-то с соседнего балкона пропросил его немного утихнуть.
«Что за пожар?» — поинтересовалась я, выйдя, наконец, на балкон, как раз, когда мимо нас по бульвару проезжал автобус.
«Ты жива, Ора? — еще громче завопил Илан, стараясь перекричать автобус. — Почему же ты не пришла на экзамен по алгебре?».
У меня даже дух захватило от испуга — как я могла забыть, что на сегодня был назначен годовой экзамен по алгебре? Последний месяц математичка только об этом экзамене и говорила, а позавчера пригрозила, что кто не явится на него без уважительной причины, будет исключен из школы. А у меня, балды, из-за всех этих вернисажей, убитых певиц и их голубых женихов, он совершенно выпал из памяти!
«Представляешь, все пришли, все, как один, кроме тебя! — продолжал Илан, — и математичка послала меня к тебе, выяснить, что случилось!».
Что теперь будет? Что будет? Я пропала — теперь Инес обязательно узнает, что я не пошла сегодня в школу!
«Не кричи, Илан, — попросила я. — Я тебе потом все объясню, а сейчас беги, скажи математичке, что я заболела!».
Илан не ответил, а уставился куда-то поверх моей головы, будто увидел что-то необыкновенное. Мне показалось, что надо мной порхают бабочки, иногда задевая крыльями мои уже изрядно отросшие волосы — коснутся и взлетают, коснутся и взлетают. Я отпрянула и обернулась — я страшно боюсь насекомых, всяких, даже бабочек, у меня от них дрожь по всему телу. Никаких бабочек там не было, прямо за моей спиной, почти касаясь, стоял Юджин и его дыхание шевелило мои волосы. Как только я обернулась, он тут же отскочил и сделал вид, будто рассматривает Илана.
«Кто это? — закричал Илан. — Кто это стоит у тебя за спиной?».
«Это мамин новый муж. Я же говорила тебе, что моя мама вышла замуж. Ты лучше не шуми, а скорей беги в школу, пока математичка не позвонила моей маме».
«Ладно, я побегу, но пусть в другой раз он не стоит так близко к тебе!».
Илан убежал, а я вернулась в дом, радуясь, что Юджин не понимает иврита. Но оказалось, что он понял главное — он стоял на пороге моей комнаты с полупустым ранцем в руке:
«Почему ты не пошла сегодня в школу?».
Сообразив, что врать бесполезно, я решила признаться во всем, и быстро перевела разговор на мое удачное посещение галереи.
«Сразу одиннадцать картин? — ахнул Юджин. — Откуда она выскочила, эта голубая миссис Хемстен?».
Ответить на этот вопрос было легче, чем на вопрос, почему я прогуляла годовой экзамен по алгебре:
«Она — директор музея в шведском городе Упсала, и льюбит все рюсськи».
Юджин захохотал:
«Льюбит все рюсськи? Это очень, очень интересно!».
Я так и не узнала, почему это очень интересно, — дверь открылась и на пороге возникла Инес. Увидев меня, она сморщилась, будто ей в рот сунули лимон без сахара:
«Что за повод для такого бурного веселья?»
Бурное веселье продолжалось недолго. Очень скоро началась полоса сплошных неприятностей, и все пошло сикось-накось, как говорит Габи, когда в очередной раз ссорится с Дунским. Назавтра после моего прогула математичка нажаловалась на меня воспитательнице, будто я вовсе не была больна, а просто просачковала и что она не пропустит меня на следующий год.