— И не говори, — вмешался сиплый, — за все про все плати. Так никаких денег не хватит!
— Это тебе-то не хватит?! — засмеялся обладатель тенора. — Твою кубышку потрясти, так на каменный дом в Москве наберется.
— А ты на чужой каравай рот не разевай!
— Тише, вы, — одернул товарищей Федюня. — Кажись, кто-то едет!
— Иваныч, поди, — равнодушно констатировал сиплый.
Невдалеке заржала лошадь. Один из коней троицы негромко ответил и несколько раз фыркнул.
— Он, — подтвердил тенорок, — я его Савраску без узды, по голосу знаю. Всегда до последнего тянет.
Послышался глухой стук копыт о настил моста, и над нами возникло новое темное пятно.
— Здоровы, что ли, разбойнички! — сказал знакомый голос урядника. — Как сами?
— Здорово, Иваныч, что припозднился?
— Никак, без меня управились?
— Куды ж нам без тебя, — поздоровавшись, недовольным голосом сказал сиплый. — Ты же у нас наиглавнейший!
— А ты, Фома, не можешь без подковырки!
— Ладно вам свариться, — вмешался тенорок. — Скоро полночь?
— Скоро, поди, — ответил урядник. — Коней надо увести. Вот-вот гости будут.
— Интересно знать, чего это твоего купчика в Уклеевск понесло?
— Поди, Ивана Тимофеевича ищет, — сказал полицейский. — Баринок шустрый, да глупый, сам на тот свет просится. Камни прихватили?
— А то, не в первый раз.
— Здесь надо бы запас впрок сделать, привезти подводой, пусть до нужды лежат, — засмеялся Федюня, — а то чего кажный раз верхами возить.
— Вот и сделай, делальщик, — опять вступил в разговор, видимо, всем недовольный Фома. — Только языком трепать можешь,
— Денег у него много с собой? — спросил Федюня.
— Договорились на двухстах рублях, — ответил урядник. — Сто мне, сто вам. А что сверх найдем, те поровну.
— А магистру чего говорить будем? Он поди, заподозрит! Как так совсем купец пустой был!
— Ему и с купчихи куша хватит. Слыхать, она чуть ли не мильенщица.
— Так уж и мильенщица!
— А то! Не здря же за ней глаз приставили и нарочного прислали. А какова сама-то из себя?
— Справная, — ответил тенор и причмокнул губами. — Гладкая и лицом ладная. Как магистр ей натешатся, мы попользоваемся! Наши уже очереди разыгрывают!
— Ишь! — завистливо сказал урядник. — И мне, что ль, к вам наведаться, страсть люблю сладких баб.
— Да и девка при ней хороша, тоже вся такая-этакая! — продолжил дразнить полицейского тенор. — Будет, с кем поиграть!
Я почувствовал, как напрягся Ефим, и предупреждающе положил ему руку на плечо. Он ее сбросил, но, кажется, немного расслабился. Во всяком случае, не полез наверх выяснять отношения.
— Ладно болтать да чужие деньги считать, — вмешалея в разговор Федюня. — Сейчас должны появиться. Если ты, Иваныч, чего не перепутал!
— Это когда я что путал! — обиделся урядник. — Это ты все путаешь! Поди, опять нам грязная работа, а ты при конях будешь?
— Поговори у меня! — рассердился Федюня. — Ты свое дело делай, а я и без тебя знаю, при ком мне быть! Поди, магистр лучше тебя знает, кого старшим ставить!
— Да я что! Мое дело сторона. Я свое получу и ладно, — миролюбиво ответил Василий Иванович.
— То-то! Ты стой и жди своего купчика, а Фома с Сашкой вниз, в засаду. И чтобы чисто сделали! Бросайте не у берега, как в прошлый раз, а посередке, да веревки ладно привяжите, чтобы не всплыли!
— Куда им всплывать, по середке омутище, а в ем сомище, не в первый раз замужем! — зачастил тенор.
— Ну все, с богом. Как кончите дело, свистните! И не забудьте подкладку у купцовой одежи проверить, они любят деньги в подкладки зашивать.
Опять по настилу моста затопали лошадиные копыта. Наверху было тихо, наверное, оставшиеся ждали, пока старшой уйдет подальше.
Минут через пять молчание нарушил недовольный Фома.
— Федька, он жук! У магистра в любимцах ходит. Поди, на всех кляузы доносит.
Разговор, однако, никто не поддержал, видимо, с доносами друг на друга в моргуновском воинстве было все в порядке.
— Чего же, Иваныч, твой-то купчик не едет? — спросил тенором Сашка.
— Приедет, куды ему деваться. Может, заблудился в темень, или еще что. Вы, мужики, идите-ка лучше вниз, к воде, там ждите.
— Зачем это еще? — спросил Фома.
— Сдается мне, что купчик не так-то прост! Как в трактире-то дело повернул, что не прикопаешься. Вдруг ума хватит пешим ходом подойти! Увидит, что я не один, и смекнет, что дело нечисто.
— Нам-то что, мы можем и внизу подождать, — согласился Сашка. — Пошли, что ли, Фома.
— И то правда, чего здесь как перстам торчать.
Мужики тяжело вздыхая, как будто предчувствуя свою судьбу, начали спускаться по крутому склону,
Я предостерегающе тронул Ефима. Он отодвинулся, положил ружье на землю и присел в кустах.
— Ну и темень, — пожаловался Фома, — тут спотыкнешься и в воду запросто полетишь. Как нечего делать. Вода-то, поди, студеная!
— А то, — ответил Сашка, спускаясь задом и держась руками за растущий на склоне кустарник. — Склизко очень, у меня подошвы съезжают.
Я опять тронул Ефима за руку и указал на тенора. Мне выпадал Фома. «Гайдуки» уже добрались до нас. Дальше тянуть было нельзя, и я ударил Фому клинком в шею, тот замер и, не издав ни звука, повалился лицом в косогор. Одновременно вскочил на ноги Ефим и взмахнул рукой. Раздались глухой стук и треск. Сашка, однако, успел вскрикнуть.
— Вы чего там? — спросил сверху урядник.
Момент был критический. Если он нас обнаружит, то со своей позиции запросто расстреляет.
— Чего, спрашиваю, вы там делаете?! — уже тревожно спросил Василий Иванович, наклоняясь над спуском и пытаясь рассмотреть, что у нас здесь происходит.
— Иваныч, иди сюда, что здесь есть! — ответил я, пытаясь подражать сиплому голосу Фомы.
— Чего есть?
— Мошна!
— Что за мошна! — заинтересовался урядник, начиная спускаться.
— Быстрей, уплывает! — поторопил я, но, наверное, не так похоже, как сначала.
Василий Иванович что-то почувствовал и приостановился на полдороге.
— Что за мошна? — повторил он вопрос.
Я постарался, и теперь у меня получилось более похоже.
— Сашка, держи, деньги уплывают!
Такого полицейский выдержать не смог и скатился к нам.
— Где деньги? — свистящим шепотом спросил он и ойкнул, почувствовав, как острие клинка укололо ему горло.
— Ты чего это, Фома? Совсем сдурел!
— Тише, Василий Иванович, — ответил я своим натуральным голосом. — Мошна уже все равно уплыла.
— Это кто? Ты кто такой? — спросил он по инерции, уже поняв, с кем встретился. — Вот, значит, как!
— Именно так.
— Убивать, значит, будете?
— А что нам остается делать?
— Отпусти, добрый человек, я тебе службу сослужу, — ласковым, просительным голосом не очень уверенно проговорил урядник.
Все произошло так быстро, что он еще до конца не осознал, как крепко влип, и теперь тихонько пятился от меня, оттягивал время, видимо, пытаясь придумать, как выкрутиться.
— Ты уже сослужил, — ответил я. — А больше ты мне ни к чему.
— Ты тише-то саблей играй! — воскликнул он, — Я полицейский чин! Меня обидишь — на вечную каторгу в Сибирь пойдешь!
— Так кто докажет? — продолжил я. — Камни есть, омут глубокий, кто тебя там отыщет?
— Ты, ваше степенство, не замай! Не по-христиански поступаешь! Убьешь, я к тебе по ночам стану приходить! В геенне огненной погибнешь!
— А коли отпущу, что будет?
Такого поворота разговора Василий Иванович не ожидал и сразу не придумал, что посулить.
— Тогда, о! Считай, я у тебя в долгу! Тогда!..
— Ах ты, июда! Чего удумал! — закричал Ефим, и урядника отбросило от меня в сторону.
— А… — еще пытался что-то произнести он, падая на трещащие под его телом кусты.
— Ну, Лексей Григорьич, благодари Бога, что я в впотьмах вижу. Этот июда чуток тебя в живот из пистолета не застрелил.