Я наклонился над бьющимся в агонии телом. Светлым пятном дергалось запрокинутое лицо. Ничего разглядеть в такой темени я не смог.
— Где пистолет? Я ничего не вижу, — сказал я Ефиму.
Он нагнулся и сунул мне в руку холодное, мокрое от росы оружие. На мосту тревожно заржала лошадь урядника.
— Давай выбираться наверх, нам нужно еще найти Федю, — сказал я, стараясь чтобы голос звучал ровно.
— А с этими что будем делать?
— Разберемся с Федей, вернемся — и утопим. Слышал, они специально для нас камни и веревки привезли.
— Не по-христиански это, — тоскливым голосом проговорил Ефим.
— А ты что предлагаешь? Полицию позвать или самим их хоронить?
— Может, так оставим, утром, кто поедет, увидят и по обычаю похоронят?
— И тогда нас станет ловить и полиция, и вся банда Моргуна…
— Эх, грехи наши тяжкие, — только и сказал кучер. — Ладно, пошли искать того Федюню. Он у них, по всему видать, самый главный злодей!
Мы поднялись наверх. На мосту стояла привязанная к перилам лошадь урядника. Она пятилась, натягивая повод, и нервно перебирала ногами. На краю моста лежало два больших камня, перевязанные веревками. Мы с Ефимом оказались на распутье, не зная что делать дальше. Искать укрывшегося в лесу Федюню было не очень здорово. А позвать его свистом — рискованно. Вполне возможно, что свист у наших противников был какой-нибудь условный,
Напуганная запахом крови лошадь опять тревожно заржала. Ей издалека отозвались уведенные Федюней товарки.
— Они там, — указал в строну московской дороги Ефим, — саженей сто отсюда.
— Пошли, может быть, и найдем, — решился я хоть на какое-то действие. — Только смотри, если он ускачет и предупредит своих, нам с тобой мало не покажется.
Мы приготовили оружие: Ефим ружье, я пистолет урядника и гуськом двинулись по сухой обочине. Кучер, как более глазастый, шел впереди, всматриваясь в темноту, Мы прошли метров пятьсот, что было больше двухсот саженей, но никаких следов Федюни и лошадей не обнаружили. Он, скорее всего, просто сошел с дороги и укрылся в лесу.
— Придется свистеть, — сказал я, когда стало ясно, что мы все равно никого не найдем.
Мы вернулись на мост. Лошадь уже немного успокоилась и перестала вытанцовывать на гулком настиле, пытаясь сорваться с привязи.
— Ну что, свистеть? — спросил Ефим.
— Свисти!
Парень вложил два пальца в рот и переливисто свистнул. Теперь нам оставалось ждать, чем это кончится.
— Надо бы взять его живым, — сказал я — Может, расскажет что-нибудь полезное.
Совсем близко на дороге заржала лошадь. Наша ответила призывно и снова начала рваться с узды.
— Кажется, получилось! — обрадовался я.
Ефим перекрестился и взял ружье в обе руки.
Я напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть приближающегося Федюню. Вдруг кучер сильно толкнул меня в плечо и отпрыгнул в сторону. Я вылетел на середину дороги и чуть от неожиданности не спустил курок. Там, куда я до того момента смотрел, что-то вспыхнуло и прозвучал негромкий выстрел.
С места, куда отскочил Ефим, бухнуло ружье. Заржало сразу несколько коней. Теперь я немного ориентировался и, прицелившись в более густую, чем кругом, мглу спустил курок. Сухо щелкнули кремни, выбивая яркую искру, но выстрела не последовало, пистолет дал осечку.
— Берегись! — закричал Ефим, и я увидел набегающую на меня тень.
Только в двух шагах удалось различить человека, летящего на меня с вытянутой рукой. Я отскочил с дороги и выхватил саблю.
Клинки, коротко звякнув, высекли несколько искр. Противник круто повернулся и махнул в мою сторону рукой. Его саблю я не видел, но, зная откуда последует удар, подставил свой клинок. Теперь искры посыпались сверху. Дерусь, прямо как «горец» из американского сериала, машинально отметил я.
Не знаю, отчего, то ли от сотрясения мозга, то ли головной боли, но в темноте видел я совсем плохо. Федюня был для меня только более темным, чем остальная ночь, пятном. В таких условиях никакое умение фехтовать мне помочь не могло. Стоило только чуть зазеваться, и противник легко достанет меня. Пришлось нападать самому. Однако, и мой выпад был легко отбит, так что я еле увернулся при контратаке.
— Ну, купчина, прощайся с жизнью! — сказал спокойным, с ленцой голосом Федюня, и я опять едва не пропустил удар.
— Где моя жена? — спросил я, пытаясь попасть острием клинка в сгусток ночи.
— Скоро с ней увидишься, — с насмешкой ответил Федюня и, не договорив, начал оседать на мостовой настил.
— Ишь, какой прыткий выискался, — произнес Ефим, подходя ко мне почти вплотную.
— Ты чего? — спросил я, не поняв, что произошло.
— Стреляю-то я, может, и плохо, зато бью хорошо, — ответил кучер.
Я наклонился над лежащим бандитом. Вытащил у него из руки длинную казацкую шашку. Потом проверил на шее пульс. Он оказался живым.
— Нужно его связать, пока не очнулся, — сказал я кучеру. — Принеси веревку, она привязана к камню.
Ефим исчез и вернулся с тяжелым куском бугристого известняка, обмотанного веревками.
— Сейчас развяжу.
— Не нужно, лучше привяжем конец к его шее, тогда с ним легче будет разговаривать, — решил я, вспомнив, что видел такое в каком-то боевике.
Я сделал затяжную петлю и набросил ее бандиту на шею. От прикосновений к телу он начал оживать и глухо застонал.
— Посмотри, что у него в карманах, и нет ли за голенищем ножа, — попросил я напарника.
Тот быстро обшарил приходящего в себя разбойника.
— Нож есть, длинный, — сказал он, показывая что-то в своей руке.
— Это что было? — вдруг почти не изменившимся голосом спросил Федюня
— Кара небесная, — ответил я.
— Вы кто такие?
— Ангелы господни!
— Помогите встать, — попросил он.
Я подсунул ему руки подмышки, поднял и подтащил к перилам моста.
— Будешь говорить, или тебя сразу утопить? — спросил я, прислоняя его спиной к ограждению.
— Об чем? — пытаясь говорить насмешливо, ответил бандит.
— О тебе, о магистре.
— А ты почем знаешь про магистра? — впервые в голосе разбойника появились тревожные ноты.
— Я много чего знаю, — зловещим голосом сказал я.
— А где наши мужики? — задал новый вопрос Федюня.
— Думаю, что в преисподней. Тебя там дожидаются. Ну что, говорить будешь?
— Почему с добрым человеком не поговорить. Вы зачем это мне на шею петлю надели? — вдруг совсем другим тоном спросил он. — Вешать хотите?
— Не, топить тебя будем, как котенка, — ответил вместо меня Ефим и положил камень на перила моста.
Федюня, как мне показалось, все понял. Он правой рукой вцепился в веревку и смотрел мне прямо в лицо черными невидимыми глазами.
— Говоришь, магистр тебя интересует? — вновь прежним, ленивым голосом спросил он. — Будет тебе магистр! Уж он тебя тепереча не оставит!
Я почувствовал, что он что-то затевает, но не понял, что именно, Бежать Федюня не мог. Перед ним стоял я с саблей, сбоку Ефим. Оружия у него больше не было,
— Ну, будем разговаривать? — опять спросил я, не зная, что с ним делать дальше. Не вздергивать же его на дыбу и пытать огнем.
— Мы с тобой в другом месте поговорим, — неожиданно резко сказал он и, оттолкнув Ефима, вывернулся всем телом и бросился рыбкой вниз вслед за полетевшим в реку камнем.
Мы только успели свеситься над перилами, но тут же отпрянули от поднявшихся вверх брызг ледяной воды.
— Чего это он? — растерянно спросил кучер. — На себя руки наложил?
— Нет, спастись решил, — ответил я. — Только не знает, что ты у него нож из сапога вытащил.
— Зачем ему нож?
— Веревку перерезать. Смотри вниз, если потонет, то будут воздушные пузыри.
Мы оба, наклонясь к угольно-черной воде, ждали, чем кончится смелый побег. Спустя минуту вода под нами забурлила.
— Ну, вот и все, — сказал я, не снимая шапки. Пошли за лошадьми.
Глава 10