Глава 13
Ночь была холодной и ясной. В небе горели яркие осенние звезды. К полуночи подморозило так, что копыта лошадей звонко цокали о затвердевшую землю. Чувство внутренней тревоги почти против воли толкало меня на эту очень рискованную авантюру. Возможно, причиной тому была обостренная интуиция. Я где-то внутри себя ощущал надвигающуюся опасность. Преодолев четыре версты, мы оказывались в непосредственной близости к соседям, и дальше продвигаться следовало, проявляя максимальную осторожность. Однако, я продолжал подстегивать и так резво бегущего коня.
— Куда летим, на пожар? — спросил, догоняя меня, Ефим. — Как бы не попасть к ним прямо в лапы!
— Ладно, доскочим до того леска — согласился я, указав кнутовищем на темнеющую в нескольких сотнях метрах впереди группу деревьев, — и дальше пойдем пешком.
— Если нас раньше не подстрелят, — недовольно сказал кучер, опять пристраиваясь позади меня.
Однако, пока ничего плохого не происходило. Кругом стояли покрытые инеем деревья, ставшие похожими на елочные игрушки. Кроме стука копыт наших лошадей, других звуков слышно не было. Около серебряной рощицы я придержал коня, и Ефим опять поравнялся со мной.
— Приготовь пистолет, — попросил я, останавливаясь и соскакивая с лошади.
Конюх ничего не ответил, вытащил из седельной сумки оружие и взвел курок. Мы вошли в рощу и двинулись по подмороженным хрустящим листьям в ее глубину. Кони, следуя за нами в поводу, нетерпеливо всхрапывали, видимо, удивляясь, почему мы не доехали до теплой конюшни.
— Если я правильно понял рыжего Ивана, поместье начинается сразу за рощицей, — сказал я. — Оставим лошадей здесь и дальше пойдем пешком.
— А зачем пистолет, здесь же никого нет?
— Не знаю почему, но я чую опасность, — ответил я. — Смотри в оба, магистр мог выставить здесь сторожевые посты.
Ефим поверил и начал крутить головой, всматриваясь в светлый лес. Зрение и слух у него были не в пример лучше, чем у меня, в чем я неоднократно мог убедиться.
— Давайте оставим лошадей здесь, — сказал он, когда мы спустились в неглубокую балку, поросшую невысокими осинами.
Место, действительно, было хорошее, и мы свели коней вниз, разнуздали и надели им на морды торбы с овсом. Они тут же начали есть, мерно потряхивая головами. Привязав их уздечки к одному дереву, мы выбрались наверх и пошли дальше. Вскоре деревья начали редеть, и впереди показалось чистое, светлое пространство.
— Люди, — шепотом сказал кучер и придержал меня за плечо.
Я замер на месте. Кругом по-прежнему было тихо, и я не понял, что вдруг насторожило Ефима. Он напряженно повернул голову набок, как это делают собаки, когда что-то слушают. Потом приблизил указательный палец к губам и им же показал направление, откуда услышал посторонний звук. Потом знаком предложил мне опуститься на землю. Мы присели на корточки, и он прошептал мне в самое ухо:
— Там люди! Двое или трое.
— Уходим, — почти без звука сказал я, и мы медленно, стараясь не шуршать подмерзшей листвой, начали отступать.
То, что в глубине рощи вдруг выставили секрет, было плохим знаком. Рыжий Иван говорил, что никакой охраны в имении нет, его обитателям некого было бояться. Скорее всего, это я переборщил с угрозами, блефуя с магистром. Однако, делать было нечего, я не собирался отступать, и мы пошли в обход секрета.
Продвинувшись еще метров на четыреста вглубь рощи, мы опять повернули в сторону поместья. Теперь мы шли очень медленно и осторожно. Кругом была абсолютная тишина, как это бывает тихой, безветренной ночью в предзимнем лесу. И вновь, когда деревья начали редеть, и роща просветлела перед открытым пространством, Ефим замер на месте с поднятой ногой и показал куда-то в сторону. Я прислушался и уловил негромкое звяканье металла о металл. Мы опять присели и, пригибаясь к земле, вернулись на безопасное расстояние.
— Придется делать маскхалаты, — сказал я.
— Что делать? — не понял кучер.
— Маскхалаты, — повторил я. — Возвращаемся к лошадям, я на такой случай прихватил холст.
Ефим, конечно, ничего не понял, но переспрашивать не стал и солидно кивнул головой. Мы пошли назад и вернулись в начальную точку пути. Лошади нас узнали, поприветствовали фырканьем. Они уже съели свой овес, и Ефим насыпал в торбы новые порции, а я вытащил из вьюка припасенные на этот случай два куска домотканой холстины, в которые раньше были упакованы наши пищевые припасы.
Кучер, не желая показать себя профаном, исподтишка наблюдал за моими действиями. Потом не удержался и спросил:
— Вы чего это такое задумали? Никак саваны готовите?
— Вот именно, — ответил я. — Нам нужно сделать два савана, возьми свой кусок и делай как я.
Конечно, ничего похожего на настоящие маскхалаты у меня не получилось, я сделал какое-то подобие армейских плащ-накидок, какие были в ходу во время Второй мировой войны. Эта простейшего покроя одежда вполне отвечала нашим тактическим целям в покрытом инеем осеннем лесу. Светло-серое полотно трудно было различить уже в тридцати метрах. Мы набросили их на себя и прикрепили к плечам веревочками.
— Вот теперь можно идти, — сказал я, довольный своей предусмотрительностью. — Так нас никто не заметит.
— А зачем мы надели эту холстину, — минут через десять спросил Ефим. — Чтобы не замерзнуть?
— Скорее, чтобы не погибнуть, — ответил я, пораженный такой тупостью.
— А она что, заговоренная?
— Нет, заколдованная, — сердито буркнул я.
К приятному чувству, что ты опытнее окружающих на добрых полтора столетия, быстро привыкаешь, после чего непонимание самых казалось бы очевидных вещей начинает просто раздражать.
— Правда она заколдованная? — после долгой паузы спросил Ефим. — Пуля ее не пробьет?
— В темной одежде на белом фоне нас сразу заметят, а в светлой мы будем незаметными, — просто объяснил я.
— Понятно, — сказал, обдумав мои слова, кучер. — В нас теперь просто не попадут!
— Дай-то Бог! Теперь будем пробираться между двумя секретами.
Ефим ориентировался в лесу лучше, чем я, и потому шел впереди. Он точно вспомнил место, где сидит первый сторожевой пост, и мы обошли его на безопасном расстоянии. Время приближалось к трем часам ночи, начала самого подлого времени для караульной службы. На посту с трех часов утра до рассвета больше всего хочется спать, уже привыкаешь к местности и начинаешь меньше бояться. На это и был мой расчет, когда мы выезжали из имения. Не предвидя, что имение будет охраняться, я рассчитал, что к этому времени мы уже попадем на его территорию. Теперь, на обходах, мы потеряли больше часа, но пока еще не очень выбивались из графика.
Пока у меня была только стратегическая задача дерзостью нападения деморализовать противника. Однако, без конкретного плана действий. Куда нанести удар, я рассчитывал сориентироваться на месте. Поэтому, чем меньше у нас будет времени для подготовки, тем сложнее окажется найти и реализовать наиболее эффективный вариант диверсии.
Когда мы вышли из рощи на открытое место, Ефим неожиданно остановился и показал вперед. К нам навстречу шли два человека. Пока до них было довольно далеко, и можно было попробовать отступить, но если они нас заметят и поднимут тревогу, то мы окажемся между трех огней. Оба секрета и эта парочка сумеют нас окружить, из имения на подмогу придет подкрепление, и, чем кончится противостояние, предположить нетрудно.
Пока я раздумывал, Ефим без приказа сошел с тропы и присел в трех метрах от нее возле какого-то пня. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру и перейти на другую сторону. Здесь были густые кусты, продираться через них я не рискнул, просто присел на корточки.
Идущие навстречу люди не разговаривали, но в ночной тишине было слышно, как у одного из них громко скрипят сапоги Скрип все приближался, и я увидел их уже вблизи. Сомнений, что это «гайдуки», не осталось. У обоих были форменные армяки и ружья. Теперь нас разделяло метров тридцать, и я приготовил пистолет. Как только они заметят кого-нибудь из нас, я выстрелю, а оставшегося буду добивать саблей. При любом раскладе за нами оставался эффект внезапности.