Глава 10. ТИГРОВЫЙ ХВОСТ
Стук топоров, которыми рубили деревья, разбудил дремавшее эхо на берегах реки, орошавшей долину Кросс-Тимберс. Полковник Магоффин и его спутники с раннего утра и до поздней ночи работали не покладая рук, наскоро обтесывая бревна, необходимые для сооружения блокгауза.
В работе принимали участие все мужчины, за исключением Эжена Дюпрэ, не любившего тяжелого физического труда. В данную минуту он занимался чисткой своего охотничьего ружья, ведя в то же время шутливый разговор со своей двоюродной сестрой Теннесси.
Молодая девушка в душе, видимо, вовсе не была недовольна присутствием двоюродного брата, хотя на словах и упрекала его со смехом, что он только изображает из себя человека занятого, будто бы, делом, а на самом деле ничего не делает.
— Вы кончите тем, что испортите ружейные стволы, Эжен, — сказала она. — Вы чистите их с самого завтрака, и, если вы в самом деле хотите принести нам к обеду дикую индейку, вам давным-давно пора отправляться на охоту, мой друг.
Она обернулась к кузине и тем же веселым тоном обратилась к ней.
— Милая Луизиана, не можешь ли ты уговорить своего брата, который мне ужасно надоедает, оставить нас хоть на минуту в покое? Впрочем, если он не уйдет, я сама отправлюсь за цветами.
Эжен, как будто не слыша того, что говорила Теннесси, принялся внимательно осматривать свое ружье, но сколько ни старался, нигде не мог найти ни одной царапинки, ни одного пятнышка, которое могло бы послужить для него предлогом остаться еще немного в обществе молодых девушек. Тогда он медленно, нехотя поднялся и, обращаясь к кузине, сказал:
— А я, Теннесси, не сказал бы вам ничего подобного даже и в том случае, если бы вы и в самом деле мне сильно надоедали. Но вы, молодые девушки, гораздо бессердечнее нас: вы в состоянии смеяться над человеком даже в то время, когда видите, что ему тяжело, что он чуть не умирает от горя у ваших ног.
Чуть заметная улыбка озарила на минуту бледное лицо Луизианы Дюпрэ.
— Не говори таких глупостей, Эжен, — сказала она умышленно строгим голосом. — У тебя нет никаких причин для того, чтобы умирать с горя. Будь умницей и, если хочешь доставить мне удовольствие, отправляйся-ка лучше на охоту.
— Я сейчас иду на охоту, сестричка. До свидания! Не сердитесь на меня, пожалуйста, не сердитесь и вы, Теннесси! Если я не принесу вам к обеду индейку, я позволю вам говорить, что я не умею стрелять.
Он поцеловал ее руку и, весело насвистывая охотничью песенку, направился по берегу реки. Луизиана следила за ним печальным взглядом до тех пор, пока он не скрылся из глаз.
— Бедный Эжен! Он так добр и так любит меня! Только он один и остался у меня после того, как умерли мои отец и мать, а моего несчастного жениха…
Теннесси обняла кузину обеими руками и, прижавшись к ней, взволнованным голосом сказала:
— Не говори так, голубушка Луиза! Старайся отгонять от себя эти печальные мысли. Мертвые счастливее нас, кто знает, что ждет нас здесь?.. Может быть, мы еще будем завидовать им! Не горюй же так, моя дорогая!
Луизиана вытерла слезы и, целуя кузину, ответила ей:
— Ты мой лучший друг, Теннесси! Я знаю, что ты меня любишь, и сама очень люблю тебя и знаю, что тебе тяжело видеть меня такой грустной и слушать мои слова… И знаешь? Ты права, к чему вспоминать о прошлом, да еще о таком тяжелом? Оно миновало, и его ни вернуть, ни изменить нельзя. Я хочу рассеяться.
С этими словами она вышла и, обхватив рукой за талию кузину, потащила ее гулять. Проходя через лагерь, они видели рабов, которые заканчивали обедать. Пройдя немного дальше, они увидели в просвете между деревьями полковника и управляющего, который сплавлял по течению реки срубленные для постройки блокгауза деревья. Когда они были приблизительно метрах в ста от лагеря, Теннесси вдруг остановилась и вскрикнула.
Впереди, в нескольких шагах от них, стоял, точно вынырнувший из-под земли, молодой индейский вождь в воинском наряде, но без оружия, держа в правой руке поднятую кверху трубку с длинным чубуком, украшенным перьями и стеклянными разноцветными бусами.
Дикарь неподвижно стоял на одном месте, впившись своими сверкавшими, как раскаленный уголь, глазами в голубые глаза Теннесси Магоффин, в которой выражение лица индейского воина вызвало чувство ужаса, хоть в эту минуту она и не могла бы сказать, почему именно она так сильно испугалась его.
Когда прошли первые минуты удивления и страха, молодые девушки стали рассматривать наружность краснокожего: в нем не было ничего отталкивающего. С точки зрения краснокожих, его можно было бы назвать даже очень красивым: он был высокого роста, стройный и сильный, глаза у него были очень выразительные, а волосы он носил очень длинные. Одет он был довольно необычно для краснокожего: вместо плохо выдубленной буйволовой кожи, на нем была перекинутая через одно плечо тигровая кожа, обшитая, точно бахромой, хвостами убитых им тигров — в награду за это ему и было дано его соплеменниками громовое прозвище: «Тигровый Хвост».
Индейцу, который был не кто иной, как друг и союзник Луи Лебара, видимо, было приятно, что появление его так сильно испугало молодых девушек, хотя только мертвенно-бледное лицо Теннесси служило несомненным признаком страха: что же касается Луизианы, то она больше сохранила наружное спокойствие, по крайней мере. В своем родном штате ей гораздо чаще приходилось видеть индейцев, чем ее кузине в Теннесси, где краснокожие в это время уже почти совсем исчезли.
— Не бойся, или, по крайней мере, старайся не дать заметить этого, милочка, — шепнула ей Луизиана, — этот дикарь не посмеет сделать нам ничего дурного, потому что к нам прибегут сейчас же на помощь из лагеря. Да вот, смотри, я сейчас буду говорить с ним.
И, обращаясь к индейцу, она сказала ему голосом не только твердым, но даже повелительным:
— Здравствуйте. Что вам нужно? У нас, в Луизиане, мы всегда бываем рады видеть индейцев.
Тигровый Хвост медленно перевел глаза с Теннесси на ее кузину. Он сделал рукой знак и на очень плохом английском языке отвечал:
— Я хочу виски, уг!
— Мы не можем дать вам виски! — таким же твердым голосом отвечала юная креолка. — Прежде всего потому, что у нас его нет, но если бы даже у нас и была огненная вода, мы все равно не дали бы вам ее, потому что она очень вредна для индейцев: они теряют от виски разум.
Тигровый Хвост взмахнул трубкой, которую он держал в правой руке.
— Я хочу видеть бледнолицего командира, — сказал он. — Он даст мне виски! Тигровый Хвост великий вождь семинолов! Уг!
— Бледнолицый командир на берегу реки, — отвечала Луизиана. — Там вместе с ним много вооруженных воинов. Он живет в дружбе с честными индейцами, а остальных убивает, как собак. Он не даст вам виски, повторяю вам.
Тигровый Хвост бросил на нее такой взгляд, что она робко опустила глаза, покраснела и тоже почувствовала страх, хотя только что уверяла свою кузину, что им нечего бояться этого краснокожего. Тогда индеец снова посмотрел на Теннесси, которая, вся дрожа от страха, говорила в это время своей кузине:
— Луиза, Луиза! Зови на помощь и бежим! Я умираю от страха! Он убьет нас!
Вождь расслышал последние слова: он изобразил на своем лице самую добродушную улыбку, которая, однако, плохо гармонировала со свирепым выражением его глаз.
— Вождь не убивает красивых бледнолицых девушек, — сказал он. — И потом Тигровый Хвост вовсе не враг бледнолицых. Смотрите! У меня нет даже ножа. У меня только трубка мира, которую я хочу выкурить с великим командиром бледнолицых.
И он, откинув тигровую шкуру, показал охотничий пояс, на котором и в самом деле не было никакого оружия, по крайней мере на виду, и только висел набитый табаком кисет.