Абонент где-то рядом. Наконец вечером, часов около семи, трубку снимают.
— Да… — Мужской, но не Птицы голос.
— Мне бы художника нашего…
— Сейчас. — И вот он, птичий клекот:
— Ну, слава Богу. Отыскался. А я уже думал, судьба. Я записку тебе отправил наудачу.
— Дело, касающееся нас с тобой? Дело-то какое? Ты там в надежном месте?
— Да. Место верное. Семью вывез.
— Ну и ладно. Где встречаемся? Кафе пусть останется незасвеченным. Сбережем.
— В Петергофе давно был?
— Там фонтаны не работают.
— Там человек один живет. Встретиться с тобой хочет.
— Что за человек?
— Ты его знаешь. Человек хороший.
— Ты что? Говорить не можешь?
— Могу, но не хочу. Пусть тебе сюрприз будет. Завтра в полдень.
— На пристани. Люблю у воды стоять.
— Зер гут. В полдень.
Непогода, вынесшая меня вместе с порывом ветра с территории беды и принесшая на территорию несчастья, унялась, отлетела, чтобы быть, впрочем, наготове, где-то рядом и при случае явиться вновь. Что у нее на уме? Может быть, в следующий раз отправит меня ко дну. Залив спокоен, волны полизывают надежный, вечный дебаркадер, и солнце слева и сзади. Птица появляется с пятнадцатиминутным опозданием. Мы обнимаемся.
— Хорошо выглядишь, — говорит он, — лицо загорелое, обветренное.
— Пейте джин «Гордон». Получите естественный цвет лица. Пойдем выпьем, или сначала дело?
— Пить будем втроем.
— Ну и где человек? Еще один бомж?
— Ты угадал. Только стой спокойно. Не дергайся. Все нормально. Это участковый Струев.
Я закрываю глаза, пригибаю голову, расставляю локти, ноги. Я снова готов бежать и драться.
— Ты что, сука? Сдал меня? — говорю я, не поднимая головы. — Не шевелись, у меня ствол, — несу я чушь. — Где они? Где менты?
— Успокойся, я говорю, педрила.
— За педрилу ответишь. У тебя что? Семья в заложниках?
— Семья в надежном месте. А Струев один. Просто, ты бы не пришел никуда, объяви мы заранее. Он тоже в бегах. И меня нашел необъяснимым образом. Как вы его звали? Совершеннейший из ментов?
— Почти так. Из существ. Ну и чего он хочет? — еще не верю я своему другу. Друг он и есть друг. Он не предаст. Мы же с ним прорывались… Мы же риэлтеров мочили фомками. А это в наше время не шутка. Это все равно что власть бить.
Струев идет к нам медленно. Он в цивильной одежде. Ну да, не хватало, чтобы в мундире и с автоматом.
— Ну здорово, коллега.
— Здорово.
— Пошли выпьем, — предлагает Птица.
Мы не идем в дорогую забегаловку, а покупаем бутылку водки в ларьке. Здесь-то уж не должно быть паленой. Туристов остерегутся травить. Их мало сейчас, но случаются. А впрочем, почему и не туриста? Но водка оказывается настоящей. Пьем под колбасу и томатный сок.
Рассказ Струева
Меня взяли в опорном пункте. Ошибка моя состояла в том, что я не подозревал, что придет целая колонна. Кавалькада какая-то. Мы же их шуганули только что. И тут опять, в наглую. Виноват я. Не прочувствовал. И чтобы милиционеров брать белым днем или серым вечером, нужно очень разволноваться. Мы вдвоем с Ковалевым остались, как раз о твоем деле говорили.
Останавливается у окон «рафик», выходят двое в омоновской форме. Я смотрю, машина не из райотдела. Ну, думаю, подкрепление. Ход дали делу. Вошли, взяли нас, как детей. Ковалева оставили на звонки отвечать, если бы пикнул, убили. Меня посадили в «рафик».
— Я «рафика» не видел.
— И твое счастье. Тогда бы забоялся. Нынче чего хочешь купить можно. А лицедеев хватает. Они потом форму поснимали, под ней костюмы спортивные, машину бросили, уехали на другой. Где-то была в засаде. Когда вы бомбометание произвели, я и вырвался. Мы недалеко стояли, за деревьями. Вывалился из «рафика» и побежал. Там машина горит, крики, вы бежите, я бегу. Растерялись они. Упустили. И сразу съезжать. Я вернулся в опорный пункт. Ковалев связанный. Дрожит как осиновый отросток. Мы стали сразу звонить в район. Полная тревога. Настоящий ОМОН. И все.
— Как это все? — не верю я. — Разъехались — и все?
— Номер машины сгоревшей оказался приписанным к одной службе.
— И что?
— А мне не говорили этого. Нашлась добрая душа, сказали по-тихому. Потом повезли меня в Новгород. На опознание. В командировку.
— А я тут при чем?
— А вот по твою душу и послали. Ты, надеюсь, не на Ильмень-озере скрывался? Не по проспекту Гагарина дефилировал?
— Я последний раз на родине русской демократии был лет пять назад. В «Детинец» ездили. Медку попить. Другого чего откушать.