Мы поднимаемся резко, отчаянно, внизу последний приют наш на этой территории, а вот и объект, городок, часть…
… — Может, вернешься, полковник? У тебя же жена там есть?
— А как же? Потому и не вернусь…
А объект все же бомбят. Заходят раз за разом два звена и сносят красивые домики со всем скопившимся добром и злом. Это так неправдоподобно и неожиданно, что мы не верим, но видно отчетливо, как взлетают балки, кирпичи и прочее, такое надежное и комфортабельное, но уже выходит наша машина на курс и теперь видна по другую сторону бетонка, по которой движется колонна машин, а впереди БТРы. Мы уже не увидим, как несколькими часами позже расцветет над пожаром и суетой прекрасный и злой цветок плазмоида, устраняя свидетелей происшедшего. И только колонна мертвой техники останется на бетонке.
Мы садимся у дороги на Якутск. До города семьдесят километров.
— Живи, парень, — разрешает Левашов летуну. Только разбивает рацию, а радиобуй он выбросил еще у зимовья. Левашов человек основательный. Сам не пропадет и другим не даст. А главное, материальную часть знает. Настоящий полковник.
Мы останавливаем серую «Ниву». Я забираю сумку со снайперской винтовкой, автомат, хочу взять гранатомет, но Левашов не разрешает:
— На кой он тебе? Ты из него и стрелять-то не умеешь. Еще в меня попадешь… Тебе гарпуном сподручнее… Мемуары не забудь.
— Левашов. Я еще деньги взял. Много денег. Может, заплатим летчику?
— Ты все равно своей смертью не умрешь, пацан, — говорит Левашов, — Бог ему подаст. В аэропорт, — командует он. Оставляем машину в семистах примерно метрах, выбрасываем автоматы, снимаем камуфляж. Левашов связывает водителя, заталкивает ему в рот ветошь, оттаскивает от дороги. Не хватало, чтобы все рухнуло в последний миг.
Между тем мы в графике. Спецрейс прилетел сегодня в полдень. Это ЯК-40. Вот он стоит себе, прямо напротив здания аэровокзала. Летное поле почти пустое. Два ТУ и даже АН-2. Здесь ждут Грибанова, и мы долго ищем хозяина борта. Это очередной типаж из «Цели», и я долго объясняю ему, почему начальник задерживается. Показываю свое удостоверение, командировку, потом следуют звонки в Иркутск, в Москву, потом опять в Иркутск.
— Да нас сейчас возьмут тут. Пора бы уже, — говорит Левашов.
Все же мы идем в самолет. Смертельный холод сквозь пакет, мешковину проникает в меня, овладевает позвоночником, отчего ноги приходится передвигать запредельным усилием.
Никакого контроля спецрейса. Идем себе через летное поле, поднимаемся в салон.
Нам дают минеральную воду. Левашов отвык от цивилизации. Он вертит головой, удивляется, потом откидывается в кресле, закрывает глаза.
А под нами облака. Солнце совсем рядом, приходится закрыть занавеску и на облака глядеть в щелочку.
Амбарцумов был аналитиком. Финансовые риски обсчитывал. А уж простую ситуацию видел насквозь. Не ввел только одну составляющую. Человеческий фактор.
В Иркутске нас встречают прямо на посадочной полосе. Господин Крафт — глава «канадской» делегации. С ним два «референта». Высшее звание на Кубе — полковник. Эти выглядят майорами. Они только что пережили взлет и падение. Коменданте был так близок к спасению, коменданте принял бой, коменданте пал. Вот его руки. Вот его дневники. Один из майоров опускает свою руку в колотый лед, прикасается к тому, что лежит в нем, бледнеет. На глаза другого майора накатываются слезы. Наконец они забирают рюкзачок, мешок полиэтиленовый, с улицей Тверской на боку, выходят, идут по летному полю, мимо рабочих с тележкой, летчиков в фуражках и без, мимо автобуса с пассажирами. Там нельзя ходить посторонним, но их никто не останавливает.
Идут они к огромной машине, «боингу», который мечтает об огнях Анкориджа или Монреаля, пролететь над материками и океанами. А может быть, это будет Другой самолет. А может, и не самолет вовсе.
— Конференцию пришлось свернуть. Хотя вы можете успеть выступить на «круглом столе», господин Зимин. Или как вас там?
— Как-то звали. Забыл напрочь.
— Вы с господином полковником единственные очевидцы…
— Вот его следует называть товарищем. Товарищ полковник. Без него очевидцев не было бы вовсе.
— От имени кубинского правительства предлагаю вам лететь с нами. Тем более пока не проведена экспертиза, вы должны быть под рукой. Коменданте уже погибал однажды. Сейчас просто перейдете летное поле, подниметесь в «боинг». С местными органами контроля у нас полное взаимопонимание. Можно считать самолет экстерриториальным.
— Зачем мы понадобились кубинскому правительству?