И снова пела французская певица, и ночь катилась к утру, и кто-то уже дремал за столом, свесив голову, – Виктории показалось, что это был Павел. И еще она заметила, как Слава Хабаров, очень бледный, слушает Сергея, словно не веря своим ушам, а за руку Славы цепляется его жена, и лицо у нее такое же – недоверчивое и почти испуганное. Потом к Виктории подошел Гена, он хотел во что бы то ни стало зачем-то вручить ей свою визитку.
– Там мой телефон, может быть, ты захочешь мне позвонить…
Но она уже знала, что не позвонит ему никогда, и вообще все это лишнее, совершенно лишнее в ее жизни, и просто отстранила визитку рукой. Гену это почему-то обидело, он стал настаивать, но Виктория повернулась и просто ушла.
Ей хотелось домой, и к тому же она не любила долго носить туфли на высоких каблуках, они ее стесняли. Она спускалась по лестнице, когда вслед ей понеслось звонкое:
– Виктория! Подожди!
С блестящими глазами, запыхавшись, ее нагнала Вера.
– Виктория… я… ну… – Она говорила и то и дело сжимала и разжимала руки. Ногти у нее были длинные, с ярким лаком. – Я так рада, что ты пришла! – наконец выпалила Вера. – Я устраивала вечер и не знала, будешь ты, и вообще…
Вот так номер.
– А я думала, Сергей устраивал этот вечер, – осторожно протянула Виктория.
– Мы вместе, – пояснила Вера, – но идея была моя. У него день рождения в конце месяца, я хотела сделать ему какой-то такой подарок… ну… необычный, что ли…
День рождения. А она даже забыла, что Сергей родился в этом месяце.
За-бы-ла.
Забыла.
Так просто, словно он и не значил для нее ничего и никогда.
Нет, вяло подумала Виктория, это преувеличение. Просто жизнь не стоит на месте… и рано или поздно мы привыкаем обходиться без тех, кто уже обошелся без нас.
– Скажи, ты меня простила? – неожиданно с мольбой спросила Вера, схватив ее обеими руками за ладонь. – Простила?
На верху лестницы кто-то ругался придушенными злыми голосами, мимо пробежал официант с горой грязной посуды на подносе… Но Вера, похоже, ничего этого не замечала, и в глазах ее была та же мольба.
– Виктория!
– Да ладно, – пробормотала писательница, высвобождая руку и чувствуя мучительную неловкость. – Что уж теперь…
– А Вероника? – внезапно встревожилась Вера. – Ты на нее больше не сердишься?
– Нет, не сержусь.
«Я на нее не сержусь… ни на нее, ни на тебя… мне вообще нет до вас никакого дела».
– Ну вот и ладушки, вот и замечательно! – расцвела Вера. – Я всегда знала, что ты молодец!
Она говорила еще что-то, какие-то слова, которые Виктория уже не слышала. Все это было смешно, нелепо – это псевдопримирение на лестнице, наспех, перед тем как проститься, но Виктория не лукавила душой, говоря, что простила своих бывших подруг. Время стерло обиду, которую они ей нанесли, как стерло ее саму – наивную школьницу, которая верила в дружбу и любовь. И все они были теперь совершенно другие люди.
Впрочем, Виктория знала еще одно – что это прощение ничего не меняет и почти ничего не значит. И уж, по крайней мере, это не означает, что она собирается дружить с ними, как прежде.
К Вере подошел Коля, стал расточать комплименты по поводу удачного вечера, и Виктория, воспользовавшись этим, ускользнула.
В конце концов, она вообще не собиралась сюда приходить.
Глава 8
У Виктории никогда не было своей машины. Любая техника, размерами превосходящая компьютер, казалась ей нелепой и докучной. Кроме того, она не любила загромождать свое существование лишними вещами, и все же порой в большом городе, где она жила, Виктория остро чувствовала нехватку собственного средства передвижения.
«Интересно, работает ли уже метро…»
И она увидела себя как бы со стороны – дама в нарядном розовом платье, зашедшая в вагон метро, и невольно улыбнулась этой картинке. Виктория любила контрасты, но отлично знала, что большинство людей терпеть их не может. Если она поступит таким образом, ей наверняка попытаются испортить настроение.
– Виктория!
Ее нагнал Никита. У гонщика был взъерошенный вид, который обычно бывает у молодых мужчин, когда они только что поссорились со своей половиной. Интересно, подумала Виктория, это он пререкался с Вероникой там, на лестнице?
– Подождите, я вас подвезу.
И сразу же все устроилось, и не надо было больше гадать по поводу подземки и перемещающегося в ней люда. По правде говоря, вечер немного утомил Викторию. По природе она вовсе не была общительным человеком, и сейчас больше всего на свете ей хотелось домой.
Кроме того, весь вечер ее преследовало неотвязное ощущение, будто она что-то не так сделала, где-то допустила промах или что-то забыла. И теперь она наконец сообразила, что, собираясь в «Олимпию», оставила дома сотовый телефон. Человек без мобильника в наше время, можно сказать, и не человек вовсе. В сущности, Виктория не сомневалась в том, что вряд ли кто-то стал бы ей звонить в столь позднее время, и все же ее охватила досада. Что, если мать, мающаяся бессонницей, вздумала набрать ее номер и не дозвонилась? Да и другие люди тоже могли ей звонить, если уж на то пошло.
Прямо перед их машиной выскочил, как чертик из табакерки, юркий «Пежо». Никита едва не врезался ему в бампер и, не выдержав, выругался.
– Извините, – пробормотал он, покосившись на бесстрастное лицо своей пассажирки.
Но Виктория его не слышала. «Все это вздор, – сказала она себе. – Наверняка мне никто не звонил». Она откинулась на спинку сиденья и поймала себя на мысли, что ей нравится ехать по освещенному огнями ночному городу так стремительно и беззаботно. И Никита как водитель ей нравился. Она была почти уверена, что его отношения с Вероникой скоро подойдут к концу. Есть люди, которые умеют вредить себе хуже злейшего врага.
«А впрочем, – тотчас же напомнила она себе, – меня это не касается. Ни в малейшей степени».
И она задумалась о вечере, который Вера подарила Сергею – вместе с ней, Викторией, в качестве своеобразной вишенки на торте. Она вспомнила лица одноклассников, разговоры за столом, Лизу в деревянных бусах, оживленную Катю, Гену. И, вспомнив Гену, она мельком подумала, как хорошо, что она не вышла за него замуж.
Но главным было вовсе не это. Тогда, в школе, они при всех своих различиях являлись частью одного класса, стояли на одном уровне. Сейчас ничего подобного не было и в помине. Жизнь развела их по разным дорогам и наклеила разные ярлыки. И ничего общего не осталось больше между ней и Вероникой, между ней и Верой, между ней и Геной, и тем более Лизой.
Как и между ней и Сергеем.
В сущности, эта мысль должна была ее утешить, но ей неожиданно стало грустно. Чем дальше, тем больше она убеждалась, что в жизни нет ни любви, ни преданности, ни верности, ни дружбы. Есть только секс, сиюминутные интересы и кратковременные попутчики. Те, кого ты считала своими подругами, предают, те, кого ты любила, уходят. И в конце концов ты остаешься одна с теми иллюзиями о любви, о преданности и о дружбе, которые создаешь на чистых страницах своего романа.
– Налево или направо? – спросил Никита.
Она очнулась, бросила взгляд за окно.
– Налево. Хотя… я могу выйти и здесь.
– Ну вот еще, – обиженно протянул он. И ухитрился – несмотря на заставленный машинами двор – доставить ее к самому подъезду.
Виктория вышла. Никита хотел спросить что-то, но начал накрапывать дождь, и она, махнув рукой на прощание, побежала к подъезду. Было еще не поздно, и лифт подкатил не с таким звуком, как обычно, а с каким-то удивленным гулом, словно заспанный.
Она вошла в квартиру, и знакомое пространство тотчас же сжалось вокруг нее тугим кольцом. И еще она поймала себя на мысли, что ей не хватает Кирилла.
Виктория взяла сотовый и обнаружила, что зачем-то его выключила. Досадуя на себя, она вернула телефон к жизни и почти сразу же получила из сети сообщение о пропущенном звонке от неизвестного абонента. Номер его был скрыт.