— В Восьми Мирах за все приходится платить. В этом случае — кровью.
— Мы чего-то ждем? — спросила я спустя долгую паузу. Зомби подошли практически вплотную, и теперь нюхали воздух перед собой. Я вцепилась в Сердце Айур, ощущая бешеное биение сердца. Началась тошнота и захотелось в уборную, тогда я поняла, что я на самой грани. Я спряталась за эзру. Мама, страшно-то как.
— Не страшись так, он уже близко. Я чую его смрад и хлопанье перепончатых крыльев.
Послышался громкий, душераздирающий вопль, и я вспомнила крылатых коней назгулов. По телу побежали ледяные мурашки. И я почуяла присутствие невиданной силы; в голове разливался чернильно-черный цвет, и играла группа The Pale Horse Named Death. Я обернулась.
Передо мной предстал не милый Конек-Горбунок, и не Сивка-Бурка, а гигантский костяной единорог, седую гриву которого развевал ветер. Сквозь череп единорога росли белые и черные розы, в пустых глазницах тлели зрачки — красные уголья. Крылатый конь смотрел на эзру. Перепончатые крылья за спиной единорога сложились за спиной, и я сразу поняла, кто это. Хтонический зверь. Бледный конь, чье имя — Смерть.
Смерть открыл рот, и издал дикий вопль, от которого каждый волосок у меня на коже встал дыбом. Зомби остановились и начали трястись, видимо, от ужаса. Даже умертвия боятся Смерти. Стоило единорогу издать еще один вопль, как трупы рассыпались прахом. Я испытала смесь страха, облегчения и радости: Смерть дал ходячим трупам освобождение.
— Пойдем же, — прохрипел эзру, столь же бледный, что и единорог. — Он отнесет нас к Сумеречному храму.
— С чего бы это Смерти слушаться тебя?
— Он испытывает слабость к божественной крови. А теперь садись на него. Поторопись. Я сразу за тобой.
Однако эзру так шатался от слабости, что мне пришлось помогать ему вскарабкаться на спину Смерти. Я подсадила его, и он повис через круп коня, как мешок с мукой. Я с трудом залезла на того, кто не пожелал вставать на колени. Смерть не будет пресмыкаться перед трусихой.
Он не оглянулся на своих седоков, а просто развернул широкие крылья, взмыв в воздух, издав протяжный и тоскливый вой. Меня пробрало до самых костей. Этот хтонический зверь так же предвечен, как и Ф’хтагн. В чем же различие между небытием-хаосом и Смертью?
— Смерть — это путь к перерождению и обновлению, а хаос — это небытие, стирание всего сущего навсегда, — прочитал мои мысли эзру.
— Разве бессмертие не лучше смерти?
Смерть искоса посмотрел на меня, и мне захотелось спрыгнуть наземь, только подальше от его взгляда.
Я и в самом деле считаю, что лучше не умирать никогда.
— Куда он летит? — на всякий случай уточнила я.
— К Сумеречному храму.
— Может, он донесет нас прямо до места?
— Ты осмелишься приказывать самой Смерти? — саркастически рыкнул эзру.
Я только пожала плечами. Но эзру по-прежнему читал мои мысли.
— Никто не в силах приказывать Смерти. Кроме тех, кто истинно бессмертен, кто не появлялся вовсе, а был всегда. Между ними возможно лишь противостояние, так как вселенская гармония не должна быть нарушена, а Ф’хтагн именно это и делает. А теперь молчи и дай мне сконцентрироваться, я пытаюсь залечить свои раны.
Мы летели целую вечность, пока Смерть не начал снижаться по плавной нисходящей спирали. Ему не нужен был ни ветер, ни другие стихийные явления.
Одна из горных вершин все увеличивалась и увеличивалась, и я поняла, что страдаю от удушья из-за невероятной высоты. Остро не хватало кислорода. А из-за быстрого спуска в глазах замелькали черные точки и разноцветные круги. Кружилась голова и сильно тошнило. Чтобы не упасть в обморок и не свалиться со спины единорога, я легла на его шею. Тот не возражал. Пока что. Или вовсе не обратил внимания. Смерти все равно, что ей за дело до живых.
Немного придя в себя, я увидела острые шпили готического храма. Все было именно так, как нужно: извивы контрфорсов и аркбутанов, стрельчатый вход-портал, горгульи на крыше, на водостоках. Нет отличия от других Сумеречных храмов, как будто они все были как под копирку.
— Сумеречный храм один, но во многих местах, — сказал эзру. Он каким-то образом умудрился сесть за мной, и теперь приобнимал меня за талию.
Смерть же, сложив крылья, начал стремительное приземление. Я вновь визжала от страха, и немного от восторга, хотя в животе появилось неприятное ощущение. Не за что зацепиться, и я как на американской горке, парю в высоте, барахтаюсь, как щенок, которого топят в проруби. Я чуть не улетела вовсе, но эзру удержал меня. Схватилась за седую гриву единорога, и, когда тот сел, перелетела через его голову. Уй, кажется, ногу вывихнула. Шипя от боли и ноя, я села поудобнее, разминая затекшие конечности.