Она слышала про этот отдел.
И посещала его в одном из кошмаров, а кошмары были неотъемлемыми спутниками Саши на протяжении всей жизни.
Саша поежилась. На задворках склада температура не поднималась выше нуля. Холод проникал под платье ледяными пальцами. Она выдохнула облачко пара.
Тяжелые пластиковые шторы, прикрывавшие вход в цех, шевелились от порывов промозглого ветра. Снежная крупа, выплюнутая сквозняком, покатилась к Саше. Снежинки приземлилось на сапоги, и она брезгливо стряхнула их, точно насекомых.
Откуда-то сзади доносилась музыкальная тема «Простоквашино».
Саша повернулась к цеху спиной, взяла с полки плюшевую панду. Не проверила даже, кому она предназначена. Хотелось быстрее уйти из секции.
Она оглянулась.
За пластиком кто-то был.
Похожая на клинок тень падала к ногам Саши Сибирцевой, и пол затягивался инеем, очерчивая границы тени.
В недрах громадного морозильника раздался шум.
Звук, какой производили бы крысы, роющиеся в коробках с конфетти.
Онемевшая Саша попятилась от темной фигуры за занавеской.
Чуть не споткнулась о железную дорогу. Пошла, толкая тележку. Зубы ее стучали в такт с бешено колотящимся сердцем.
Колокольчики прозвенели мелодию пятнадцатиминутного перерыва.
Саша скользнула в боковой проход и покинула Сокровищницу.
На улице завывал ветер, и карликовые торнадо гуляли по припорошенному асфальту. Ледяная соль шуршала под подошвами. Саша пересекла парковку.
Пунктирная линия следов казалась цепью, пристегнувшей ее к гранитной глыбе склада.
Справа от здания росла одинокая ель, метров тридцать в высоту, древнее реликтовое дерево с пушистыми лапами.
Саша миновала ее и подошла к беседке с двускатной крышей. Зажгла сигарету. Из ста пятидесяти работников Сокровищницы курило пятеро. Дирекция взимала с курильщиков «никотиновый» процент и награждала премией за отказ от табака.
Дети с вредными привычками ложатся спать на голодный желудок.
Все так, но дым в легких напоминал Саше о мире вне склада. Три сигареты в день, вот что мешало ей превратиться из человека в шестеренку, деталь отлаженного механизма. Три кратких мига «как прежде».
Развеялся туман, полгода облеплявший склад.
Еще вчера за беседкой вздувалась плотная пелена, а теперь занавес пал, и кругозор разомкнулся.
Там ничего не было.
Ничего, кроме бескрайней пустоши до горизонта. Мерзлая земля, редкие пучки сухой травы. Сливаясь с пепельным небом, пейзаж образовывал шар, и взгляд напрасно бился о его вогнутую поверхность.
Склад, ель, парковка и Сашина беседка будто плавали в невесомости.
А вдруг те счастливые дети – фантазия?
Вдруг посылки уходят в космос, вертятся по орбите Сокровищницы астероидным кольцом?
Она стиснула в пальцах окурок.
Скрипнули задние двери, и Саша ссутулилась, словно нашкодивший ребенок. Заведующий Котельников, одетый в костюм Санты, как и простые кладовщики, держал в руках фарфоровое блюдце. Он поставил свою ношу на порог и, если бы в этой вселенной обитали животные, Саша решила бы, что он подкармливает кошек.
Котельников улыбнулся ей приветливо:
– Кадите, Александра Дмитриевна? Травитесь, миленькая?
От его отеческого заботливого тона у Саши засосало под ложечкой. Улыбка заведующего была фальшивой, зубы гнилыми от сладостей, а сам он походил на постаревшего и спившегося Маколея Калкина.
– Я всего две в день выкуриваю, – стушевалась Саша и погасила окурок о дно кофейной банки.
– Три, голубушка, три, – сказал Котельников и сделал несколько приседаний. – Денек-то сегодня – эх! Шикарный денек!
Саша подошла к нему, мельком заглянув в блюдце. Кисель – его подавали на завтрак по будням. По выходным служащих потчевали кутьей.
Коллеги шептались, что на кисель директора̀ приманивают земляных дедов. Саше доводилось находить на пороге склада посуду с полусъеденными лакомствами.
Котельников причмокнул, озирая пейзаж.
– Говорят, в этом году Хозяин прилетит пораньше.
– Здорово, – произнесла Саша.
Заведующий похлопал ее по плечу.
– Волнуетесь, Александра Дмитриевна? Это нормально. В предпраздничные дни мы все волнуемся. Кабы чего не случилось, кабы карапузики были с подарочками.
– Демьян Романович…
Саша уставилась на свои сапоги.
– Да, радость моя?
– Демьян Романович, а если я захочу уволиться?
Его лицо удивленно вытянулось.
– Зачем вам увольняться, воробушек? Куда вам идти-то, Сашенька? Здесь вы пользу приносите, на благо людям трудитесь. Вы ж, душечка моя, сами письмишки писали, просились, пташечка, примите. Маменька моя, цветочек, пьяненькая уснула да закоптилась вся, папенька мой умалишенный повесился на елочке. Возьмите меня, люди добрые! Возьмите!