Сам схрон расположен был на сухом. Есть среди Дымных болот такие поляны, вроде как возвышения. Там издавна и шалаши стоят, и печи сложены, и скотину есть где пасти, поляны широкие…
Добрались, хвала богам. Начали обустраиваться.
Тут же, не сбиваясь с ноги, я отобрал десяток мужиков, что покрепче и получше оружием, идти обратно, на подмогу своим. Просились все, даже Мяча-дурачок воинственно гукал и махал рогатиной, едва не зашибив остальных. Но большую часть мужиков я оставил. Хоть десяток нас, хоть три десятка — против свея это невеликая помощь. С бабами тоже нужно кому-то остаться, а вдруг засвербит у кого пониже пояса, шутили родичи. Тогда, глядишь, и Мяча-дурачок пригодится. Это он на верхнюю голову дурачок, а на нижнюю очень даже соображает, смеялись все.
— Я пойду с вами, — вдруг сказала мне Сельга.
Не успел оглянуться, она уже оказалась с луком, стрелами и даже небольшим мечом у пояса. За плечами — котомка. Я глазом моргнуть не успел, как она собралась. Где она только меч достала? Мотрина закладка, не иначе…
— Еще бы чего выдумала! — сказал я.
— Пойду! — упрямо сказала она.
Всю предыдущую дорогу мы с ней не расставались. Я уже объявил перед всеми, что теперь она моя жена. Я беру ее под свою руку и делю с ней кров, огонь, хлеб и мясо. Бабы, найдя предмет для разговора, сильно оживились сначала, загалдели, как галки, завидевшие лесного кота, карабкающегося по веткам. Старая Мотря прослезилась от полноты чувств, обняла меня, наклонив к земле. Попроси-ка беречь ее. Странно было слышать! Как я могу ее не беречь, мою Сельгу?! Потом самых языкастых баб угомонила дорога…
А теперь — новое дело. На рать собирается!
— Куда ты пойдешь? Думай, что говоришь-то! Пойдет она… Рать — дело мужское, опасное, — сказал я ей.
Она думает, мне легко будет с ней расстаться? Я что — каменный?
— Рать — да, — сказала она. — А раны перевязывать, кости вправлять — мужское дело? Лихорадку снимать — мужское? Кто в целебных травах лучше меня понимает из родичей? Ну, скажи?
Что я мог ей ответить?
— Ты не понимаешь, — убеждала меня Сельга. — Я ведь тебя только что нашла. И не могу опять потерять!
— Как будто я могу… — проворчал я, для вида сурово. — Так ведь опасно же! Рать! Баба Мотря, ну хоть ты ей растолкуй?!
Я думал, Мотря меня поддержит. А та только головой покачала.
— Пусть идет, — вдруг сказала она. — Так надо. Так всем будет лучше. А боги милостивы, авось беды не случится. Уж и попрошу их присмотреть за вами.
Ну, старая…
— Пойду с тобой, — твердо повторила Сельга. — Хочешь или нет, пойду!
Как я мог отказать ей, когда сам больше всего хотел этого?
Ехидные родичи, слушая наш разговор, отворачивались, прятали от меня усмешки. Кто-то даже сказал негромко, мол, понятно теперь, кому в избе головой быть…
Интересно, на что это он намекал?
6
На закате, когда Хорс опускает свой покрасневший, натруженный за день лик за кромку дальних лесов, когда белый день уже отшумел по Яви бесконечными хлопотами, хорошо остановиться где-нибудь у реки. Успокоиться, посмотреть на воду, подумать о том, что прожито и что еще предстоит. Старая Мотря всегда любила смотреть на воду. Все складно, река течет, и мысли текут. Так же, как течет жизнь человеческая, проходя предначертанное от истоков к устью, громко и быстро — на перекатах, медленно и степенно — по равнине. Жизнь — это тоже река. Вода без конца и края. Как и река, она никогда не успокаивается, волей судьбы меняя ровное, налаженное течение на грохот и водовороты быстрины. Вот и сейчас пришли к родичам темные, смутные времена, с большой кровью, многими обидами и притеснениями. Такая жизнь…
Выйдя к реке, Мотря присела на берегу, поставила рядом наполненный туесок, засмотрелась, задумалась. Иляса, приток-ребенок большой, полноводной Илень-реки, была мелкой, но стремительной и игривой, как и все дети. Быстро гнала свои прозрачные струи вдоль лесной кромки, не терпелось ей соединиться с рекой-матерью, потечь широко и неторопливо, по-взрослому. Вечно дети торопятся вырасти, а парни и девки — возмужать и обабиться… Торопятся, спешат, а там, глядишь, и жизнь прошла…
Дня начала Мотря, как положено, посмотрела на закатное солнце. Поблагодарила златоликого Хорса за то, что светил исправно и жарко, подарил людям еще один день тепла. Щедрый Хорс, показалось ей, ответил, блеснув лучом по воде. Услышал, значит… Потом Мотря последовательно перебрала в уме всех богов, каждого похвалила отдельно. Вспомнила духов реки, леса и гор. Их заслуги тоже почтила, не скупясь на хвалебные слова, боги и духи любят, когда их чтят.