Детективы стали свыкаться с мыслью, что Йоко больше нет рядом, что ей, откровенно говоря, плевать на них. Да, они могли приехать к ней и поговорить, не переехала же она в другую страну, но что-то останавливало их, и это что-то — мужское самолюбие, смешанное с режущей обидой. Но несмотря на то, что днем и даже вечером сохранялось адекватное понимание происходящего, с наступлением ночи чья-то невидимая рука открывала души Чимина и Чонгука нараспашку, заползала в них и нарочно пачкала светлые и воздушные стены чем-то черным и липким. Паку доставалось больше всего, ведь ему чаще снились сны, чем его другу, и поэтому он просыпался уже уставшим. Мешки под глазами стали чем-то привычным для него, как и легкие головные боли, которые он перестал замечать.
Бесконечное полотно синего неба сменялось на выкрашенную в темно-зеленый цвет стену, когда он медленно раскрывал глаза. Ему опять приснилась Йоко. Она нежилась под лучами теплого солнца, собирала цветы и носила на голове пышный венок из одуванчиков. Он наблюдал за ней из окна их мнимого старого фургончика и боялся пошевелиться. Ему не хотелось спугнуть ее, он выступал в роли скромного созерцателя, нескромно мечтая о том, чтобы этот ангел нырнул в его заботливые объятия. Но Йоко продолжала сливаться воедино с обилием трав на бесконечном просторе играющим свежими оттенками поля. Чимин слышал ее звонкий смех, схожий с мелодичным звуком качающегося на ветру колокольчика, видел, с каким упоением она входит в гармонию с природой и счастливо улыбался, ведь Йоко принадлежала ему, но лишь во снах.
Когда парень двинулся к ней, опьяненный чрезмерным обилием чувств, картина стала терять яркие цвета, превращаясь в блеклое расплывчатое кровавое пятно. Японка швырнула собранный букет в сторону: ромашки, одуванчики и васильки синхронно оттолкнулись друг от друга в воздухе и затерялись среди высокой травы, как и сама девушка. Чимин не успел заметить, куда она запропастилась, и в панике завертел головой. В это мгновение в нос резко ударил запах свежей краски, который когда-то невероятно сильно ему нравился, напоминая далекое и шальное детство. Если бы не духота в квартире, создаваемая местным отоплением всего дома, Паку не пришлось бы открывать настежь окно, через которое в его спальню заползали уличные ароматы.
Детектив окончательно понял, что проснулся, когда услышал громкую корейскую речь. Рабочие красили забор прямо под его окнами, грохотали банками и обсуждали между собой щедрые похолодания. Да уж, не повезло беднягам. Веки Чимина медленно поднялись, и взору вновь предстала та самая темно-зеленая стена. Как бы он хотел видеть вместо нее Йоко, а не маленькие трещинки. Глядя на эту стену, он сравнивал ее со своей душой, ведь она такая же потрескавшаяся и хрупкая и точно так же осточертела ему.
Чонгуку повезло, он не видел сны. Точнее, видел, но не запоминал их. Как утверждают ученые, каждый человек видит сны, просто некоторые помнят их утром, а некоторые бесповоротно забывают. Но просыпаясь, парень тяжко вздыхал и проклинал все на этом свете. Ему отчаянно не хотелось идти на работу, не хотелось видеть людей, слышать голоса и городской шум. Ничего не хотелось. Разве что Йоко, чтобы рядом и навсегда.
— Так больше не может продолжаться, — Чимин ворвался в спальню напарника, когда его истерзал очередной мучительный сон. Чонгук лениво перевернулся на спину, чтобы осуждающе взглянуть на нарушителя его спокойствия и тишины.
— Ты о чем? — спросил он лениво.
— Я про Йоко, — Пак разместился рядом с лучшим другом, усаживаясь на его законное ложе. — Я заебался каждую ночь видеть эти гребанные сны. Я скучаю по ней, я хочу ее увидеть. Мы так и не поговорили, нихера не решили и расстались, пиздец как глупо, словно обиженные дети.
— Хочешь, езжай к ней, — Чонгук равнодушно пожал плечами, — а я…
— Да ты заебал! Сколько можно притворяться равнодушным? — вспылил раздраженный поведением друга Чимин. — Только делаешь вид, что тебе все равно. Думаешь, я не знаю, как ты переживаешь на самом деле? Тебя не так трудно раскусить, Чонгук.
— Мне правда похуй, хён.
Чон встал с постели, потянулся и уже собрался двинуться к шкафу, чтобы взять из него одежду, как к нему подошел напарник и без предупреждения ударил его по лицу. Чонгук не удержался и упал на кровать, рефлекторно хватаясь за ушибленную челюсть.
— Охерел?! — в такие минуты парень совсем забыл про формальное общение и сорвался на яростные всплески. — За что?!
— Это чтобы привести тебя в чувства и выбить всю дурь, — зашипел Чимин, глядя на то, как Чонгук садится на край постели и с обидой загнанного в угол зверька смотрит на старшего. — Если не хочешь потерять девушку, которую любишь, поедешь к ней. Сегодня же, и я поеду вместе с тобой, потому что я тоже не хочу ее лишиться.
Пак вышел из комнаты друга, не без злости хлопнув дверью. Он не считал себя виноватым, он сделал все правильно, иначе другим методом встряхнуть Чонгука было бы невозможно. Этот парень не понимал, от чего отказывался в пользу своего самолюбия, а ведь иногда его нужно запирать глубоко в кладовке и не выпускать, пока проблема, созданная им же, не решится.
***
Ровно в половину седьмого детективы покидали здание генеральной прокуратуры, неосознанно вздрагивая от порывистого ветра, и направлялись к своей машине, чтобы навестить Йоко. Они не знали, что именно говорить, не знали, как сложится встреча и чем она вообще кончится, но знали, что обязаны это сделать. Либо они продолжат играть обидчиво в молчанку, либо поступят по-мужски и расставят все точки над «i».
Пробок, к счастью, не было. Свободная и мокрая от накрапывающего дождя дорога приветливо встречала черную Ауди и позволяла ей беспрепятственно двигаться к цели, которая сейчас только что вернулась домой из магазина. Йоко вычитала рецепт французского Рататуя и загорелась желанием его приготовить. Если учесть, что она терпеть не могла стоять у плиты, то за сей поступок ее можно было уже считать героиней. Но это был очередной способ отвлечься от ненужных мыслей, захламляющих ее и без того напряженную голову.
Девушка выложила необходимые ингредиенты на стол, раскрыла перед собой поваренную книгу, которую нашла в закромах кладовки, и с головой погрузилась в увлекательный процесс готовки. Даже музыку включила, чтобы было не так одиноко и тоскливо: подключила планшет к колонкам, сделала погромче и растворилась в чисто женской кухонной атмосфере, впервые по-настоящему наслаждаясь ею.
Когда в доме раздался дверной звонок, Йоко уже закончила готовить и убирала наведенную после себя грязь. Девушка не просто удивилась — она насторожилась, ведь она никого не ждала и не звала к себе в гости. Ее сердце слишком резко затрепетало от появившейся надежды, которая расцвела в ее душе подобно когда-то завядшему цветку. Отбросив тряпку на столешницу, Йоко наспех вытерла руки, подбежала к двери и, переведя дух, открыла ее. На пороге стояли те, кого она мечтала увидеть все эти чертовы дни, о ком думала, не переставая, по кому плакала и даже курила, убивая время за просмотром слезливых мелодрам и опустошением бокалов с вином. Девушка не верила своим глазам. Прошел почти месяц, а ей казалось, что целый год, и год этот был наполнен невыносимыми пытками и болью, которую нельзя было потрогать, но можно было ощутить сполна. Детективы нервничали не меньше, чем Йоко. Они застыли, когда увидели ее, и растерялись, как влюбленные мальчишки. Но так нельзя было продолжать, поэтому Чонгук решился заговорить первым.