— Это вы-то пролетарии? — всё ещё пребывая вне себя от ярости, выкрикнула Горбачёва в лицо генералам.
Те переглянулись.
— Ну что же, с санкции Бориса Николаевича, я предлагаю перейти к плану А, подпункту Б, — сказал Стерлигов Марчуку. — Михаил Сергеевич, пойдёмте. А товарищ Марчук пока пообщается с вашей семьёй.
И не успел президент СССР опомниться, как его под белы рученьки вывели из комнаты и сопроводили на встречу с гэкачепистами. Раису Максимовну отвели в другую комнату, сюда же привели её дочь и внучку. В эту же комнату зашли Марчук, двое мужчин и женщина из охраны.
Через час перепуганная до смерти Раиса Максимовна сообщила мужу, что никогда никому ничего не скажет и буквально молила его о том же. Глядя на дрожащую как от лихорадки супругу, Горбачёв тоже не на шутку испугался. Впервые перед его глазами замаячили весьма реальные перспективы оказаться за бортом не только президенства, но и жизни.
Он беспомощно огляделся: вокруг него стояла целая толпа бывших товарищей и соратников по партии. Те, на кого он собирался опереться, выглядели сломленными. Тогда как те, кто так нагло умыкнул власть из его рук, смотрели на него с торжеством и даже с насмешкой.
— Я всё понял, — обречённо произнёс бывший президент уже фактически несуществующей страны. — Я никому и никогда ничего не расскажу о том, что произошло со мной и со страной. Так и передайте Борису.
— Вы сами это скажете перед журналистами сразу по прилету в Москву, — сказал ему Стерлигов.
— Скажу, — ещё более обречённо ответил Горбачёв и повторил: — скажу.
— Ну, тогда всё отлично. Товарищи, а не пора ли нам обратно, в столицу? Все устали, был тяжёлый день. Михаилу Сергеевичу нужно ещё подготовиться к отъезду. Такому неожиданному для него отъезду. Предлагаю пока нам немного передохнуть, а семье уважаемого Михаила Сергеевича дать возможность прийти в себя и собраться. Как только он будет готов к отъезду, мы вылетаем. Думаю, что это произойдёт около девяти часов вечера.
Самолёт Горбачёва вылетел не в девять вечера, а гораздо позднее, прилетев в столицу уже глубокой ночью. И первым делом, сходя с трапа, президент СССР действительно сказал так и оставшуюся непонятной для большинства фразу:
— Всего, что я знаю, я вам не скажу никогда.
После чего его увезли в правительственную резиденцию.
Многие обратили внимание на откровенно измождённый вид Раисы Максимовны. На то, как почти судорожно она прижимала к себе одну из внучек. Однако давать интервью газетам Горбачёва начала лишь два года спустя. И то особо в них никогда не откровенничала. По слухам, Раиса Максимовна вообще сожгла всю свою переписку за долгие и долгие годы. Зачем? Неизвестно.
Меж тем события шли своим чередом.
Я сидел возле телефона и усиленно думал, не зная, какой отдать приказ. Утро двадцать первого августа возвестило о первых официальных потерях: ночью, при попытке остановить бронеколонну в тоннеле погибли сразу трое парней. Ближе к середине дня прошла информация, что к Горбачёву улетела делегация. «Виниться», так сказать. Завтра этот цирк закончится, и вырвавшиеся на свободу кони заскачут кто куда и кто зачем. Даже вспоминать не хочется. Плавали, знаем.
Капитана Шуцкого я нашёл. Хотя, что значит «нашёл»? Шуцкий, разумеется, был на баррикадах возле Дома правительства. Сначала я направился туда один. Однако, быстро поняв по царившей вокруг суете, что одному тут делать абсолютно нечего, начал вызванивать свою команду из числа эфиопов. И просто заявился к Дому правительства вместе с десятком негров. Калашей брать с собой не стал: ни людей, ни автоматы. Тем более, что калаши Саида успешно сочетают в себе два в одном. Человек-автомат!
С собой негры прихватили лишь дубинки. Оружие не брали. Мы же обычные негры, а не бойцы невидимого фронта и спецназовцы. Впрочем, уже само наше появление произвело среди защитников фурор. Нас от удивления даже не сразу остановили, почти беспрепятственно пропустив в центр событий. Ну, а первому тормознувшему меня военному я с гордостью на ломаном русском заявил, что пришёл защищать свободу России!
Наши серьёзные чёрные рожи чувства у окружающих вызывали явно противоречивые. Говоря про Россию, я не врал. Я действительно пришёл её защищать! Вот только защита бывает разной… Бывает откровенной, бывает завуалированной, а бывает, что лучше бы и не брался. Кажется, моя больше похожа на последний вариант.
Остановивший нас лейтенант перенаправил нашу чернокожую команду к майору. Тот ткнул пальцем, указав, где нам пока разместиться, и доложил подполковнику. Подполковник пожал плечами и рассказал о нас полковнику. Полковник глянул на меня и на наши преданные, буквально одухотворённые внутренним светом лица (откровенно граничащие с тупостью) и разрешил остаться на баррикадах. Для дежурства нам отвели самый дальний и в принципе самый безопасный сектор. Но мы-то не воевать сюда пришли, а пиариться. Так что теперь вы все знаете, что такое по-настоящему чёрный пиар.