Пузо, высланный в дозор, торопился нам навстречу, но мы и без него знали, что подобрались близко. Весь горизонт порос высокими косыми столбами дыма. Эта часть Форсберга оказалась плоской, равнинной и восхитительно зеленой, и столбы маслянистого дыма выглядели на фоне синего неба святотатством.
Ветра почти не было. День обещал стать очень жарким.
Пузо остановил коня возле Лейтенанта. Мы с Ильмо бросили обмениваться бородатыми байками и прислушались. Пузо показал на столб дыма:
– В деревне еще остались люди Хромого, Капитан.
– Ты с ними разговаривал?
– Нет. Башка решил, что вы этого не одобрили бы. Он ждет на околице.
– Сколько их там?
– Двадцать или двадцать пять. Пьяные и злые. Офицер оказался хуже своих солдат.
Лейтенант обернулся:
– А, Ильмо. Сегодня тебе повезло. Возьми десять человек и езжай следом за Пузом. Осмотрись в деревне.
– Проклятье, – процедил Ильмо. Он хороший солдат, но жаркая весна сделала его ленивым. – Ладно. Масло, Молчун, Карапуз, Блондин, Козел, Ворон…
Я многозначительно кашлянул.
– Ты свихнулся, Костоправ. Ну, хорошо. – Он быстро посчитал на пальцах, назвал еще три имени. Мы построились рядом с колонной. Ильмо провел быструю проверку – убедиться, что мы не забыли прихватить головы. – Тронулись.
Мы пришпорили лошадей. Пузо привел нас в рощу, откуда открывался вид на разоренную деревню. Там нас ждали Башка и Поддатый.
– Есть изменения? – спросил Ильмо.
Поддатый, у которого сарказм в крови, ответил:
– Пожары догорают.
Мы посмотрели на деревню. От увиденного у меня стало выворачивать желудок. Зарезанный скот. Мертвые собаки и кошки. Искалеченные трупики детей.
– Нет, только не дети, – пробормотал я, даже не сознавая, что думаю вслух. – Ну почему опять дети?
Ильмо посмотрел на меня как-то странно – не потому, что зрелище тронуло и его, а из-за нехарактерного для меня сочувствия. Я видел много мертвецов, но не стал ему пояснять, что для меня существует большая разница между убийством взрослого и ребенка.
– Ильмо, я должен туда пойти.
– Не глупи, Костоправ. Что ты сможешь сделать?
– Если я смогу спасти хотя бы одного ребенка…
– Я пойду с ним, – заявил Ворон. В его руке появился нож. Должно быть, он обучился этому трюку у фокусника. Он показывает его, когда нервничает или сердится.
– Надеешься запугать двадцать пять человек?
Ворон пожал плечами.
– Костоправ верно сказал, Ильмо. Это необходимо сделать. Есть вещи, которые нельзя спускать.
– Тогда мы пойдем все, – сдался Ильмо. – И молитесь о том, что они не настолько пьяны, чтобы не отличать друзей от врагов.
Ворон пришпорил лошадь.
Деревня оказалась порядочного размера – до прихода Хромого в ней было две сотни домов. Половина уже сгорела или догорала. Тела убитых усеивали улицы, их незрячие глаза облепили мухи.
– Тут нет мужчин призывного возраста, – заметил я.
Я спешился и опустился на колени возле мальчика четырех-пяти лет. Его череп был разбит, но ребенок еще дышал. Рядом со мной присел Ворон.
– Я бессилен, – признался я.
– Можешь окончить его мучения. – В глазах Ворона блеснули слезы. Слезы и гнев. – Такому нет оправдания. – Он подошел к трупу, лежащему в тени.
То был парнишка лет семнадцати в куртке рядового армии мятежников, и умер он сражаясь.
– Наверное, ему дали отпуск, – сказал Ворон. – И всю деревню защищал один мальчишка. – Он вынул из мертвых пальцев лук, согнул для пробы. – Хорошее дерево. Пара тысяч таких лукой способна наголову разгромить армию Хромого. – Он перебросил лук через плечо и прихватил колчан парнишки.
Я осмотрел еще двух детей, но им уже ничто не могло помочь. В сгоревшей хижине я заметил старуху, которая пыталась заслонить своим телом младенца. Тщетно.
Ворон источал отвращение.
– Твари, подобные Хромому, – процедил он, – создают себе двух врагов на месте каждого уничтоженного.
Я услышал где-то впереди приглушенный плач, ругань и смех.
– Пойдем посмотрим, что там.
Возле хижины мы наткнулись на четверых мертвых солдат – работу парнишки.
– Хорошо стрелял, – заметил Ворон. – Дурак несчастный.
– Дурак?
– У него не хватило ума смыться. Может, и остальные не так пострадали бы. – Сила его эмоций удивила меня. Какое ему дело до парня, воевавшего не на нашей стороне? – Мертвые герои лишаются второго шанса отличиться.
Ага! Он проводит параллель с событиями из своего таинственного прошлого.
Ругань и плач обернулись сценой, которая показалась бы отвратительной любому, обладающему хотя бы каплей человечности.
Дюжина солдат стояла кругом, хохоча над своими грубыми шутками. Я вспомнил, как однажды видел суку, окруженную кобелями, которые не дрались, как обычно, за право к ней пристроиться, а работали по очереди. Они могли ее убить, если бы я не вмешался.
Мы с Вороном сели на лошадей, чтобы лучше видеть.
Жертвой солдат оказалась девочка лет девяти. Все ее тело покрывали рубцы от ударов плетью. До ужаса перепуганная, она тем не менее не издавала ни звука. Через секунду я понял – она была немая.
Война – дело жестокое, и участвуют в ней жестокие мужчины. Боги знают, что Черный Отряд – не херувимы. Но всему есть пределы.
Рядом стоял старик, которого заставляли смотреть. Он-то и ругался, и плакал.
Ворон всадил стрелу в солдата, что собирался залезть на девочку.
– Проклятье! – взревел Ильмо. – Ворон!
Солдаты повернулись к нам. Блеснуло оружие. Ворон выпустил вторую стрелу и свалил солдата, державшего старика. У людей Хромого сразу пропало желание сражаться.
– Блондин, – прошептал Ильмо, – беги к нашему Старику и передай, чтобы тащил свою задницу сюда.
Одному из солдат Хромого пришла в голову сходная идея, и он помчался прочь. Ворон позволил ему убежать. Капитану подадут задницу Ворона на блюдечке, но его это словно и не волновало.
– Эй, старик! Иди сюда с девочкой. И накинь на нее что-нибудь.
Я не мог мысленно не аплодировать Ворону, но одновременно называл его глупцом.
Мы держались настороже и без приказов Ильмо, поскольку до боли ясно понимали, что крепко вляпались. «Поторопись, Блондин», – подумал я.
Их посланник добежал до своего командира быстрее – тот, пошатываясь, уже приближался к нам. Пузо оказался прав, он был хуже своих людей.
Старик и девочка вцепились в стремена лошади Ворона. Приглядевшись к нашим значкам, старик нахмурился. Ильмо послал свою лошадь вперед, указав мне перед этим на Ворона. Я кивнул.
Пьяный офицер остановился перед Ильмо, осоловелые глаза пробежались по нашим лицам. Кажется, мы произвели на него впечатление. Мы закалились от суровой работы и выглядели соответственно.
– Ты! – внезапно пискнул он, увидев Ворона, – в точности, как в свое время визгливый в Опале, – потом развернулся и побежал.
– Стой, Лейн! – загремел Ворон. – Веди себя как мужчина, трусливый ворюга! – И выхватил из колчана стрелу.
Ильмо перерезал ему тетиву.
Лейн остановился, но благодарности не высказал. Он изрыгал проклятия и долго перечислял все ужасные пытки, которым нас подвергнет его патрон.
Я наблюдал за Вороном.
Он смотрел на Ильмо с холодной яростью. Ильмо выдерживал его взгляд, даже не моргая. Он тоже был крутым парнем.
Ворон исполнил трюк с ножом, но я постучал по его лезвию острием меча. Ворон беззлобно выругался, сверкнул глазами и остыл.
– Ты не забыл, что твоя прежняя жизнь осталась в прошлом? – напомнил Ильмо.
Ворон резко кивнул:
– Это труднее, чем я думал. – Его плечи поникли. – Беги, Лейн. Ты слишком ничтожен, чтобы тебя убивать.
За спиной послышался стук копыт – к нам ехал Капитан.
Мелкий прихвостень Хромого сразу напыжился и принялся кривляться, словно собирающийся прыгнуть кот. Ильмо взглянул на него поверх вытянутого меча. Тот понял намек.