Проговорив эту фразу после ответа на очередной вопрос, я выдохнул и в благодарственном жесте поднял руки. После чего в зале включились бурные и продолжительные аплодисменты. Когда овация закончилась, ко мне начали подходить поблагодарить, передать записки, пожать руку и засвидетельствовать почтение. Я действовал машинально, улыбался и даже что-то отвечал — язык ворочался с трудом.
Потом уже, когда я развалился в комнате отдыха и точил гамбургер с тархуном, Дэвид разворачивал и зачитывал переданные мне записки. Были коммерческие предложения, письма благодарности, предложения сотрудничества, некоторое количество просьб, причем иногда самых невероятных; сразу в четырех записках оказались номера телефонов и приглашения на свидания. На пятой, похоже, тоже — ну или как иначе интерпретировать отпечаток губной помады, под которым каллиграфическим почерком выведена лаконичная надпись: «Evangeline's 19:00».
Ресторан этот я знал. Находился он за речкой на севере Тускалусы, в комплексе одноэтажных красивых зданий небольшого торгового центра, куда я себе за костюмом к портному ездил. База нашего отряда находилась в южных предместьях, заезжал я на север города нечасто. Но когда там появлялся, старался заехать на обед именно в это место, очень уж там готовили хорошо.
— Декс, это замануха галимая, я те базарю, — неожиданно прокомментировал Дэвид, бросая записку с отпечатком губ на стол.
После таких его слов я даже жевать прекратил, отложил гамбургер и вытер рот салфеткой.
— Дэвид. What is такое: замануха?
— Ну как… — озадачился Дэвид. — Приманка?
— А what is такое: галимая?
— Эмм… Подозрительная, наверное. Декс, ты же понял, что я только что…
— А что такое: я те базарю? — не обратил я внимание на его слова.
— Я тебе говорю, — перевел Дэвид.
— А теперь скажи, что ты хотел мне сказать, только по-человечески, а не по-клигонски.
— Как-как сказать?
— На нормальном русском скажи!
— Декс, мне кажется это подозрительным, — не стал возмущаться и спорить Дэвид, после чего демонстративно тронул записку с отпечатком губ.
— Вот. Совсем другое дело, — удовлетворенно покивал я, и снова принялся за гамбургер, запивая его сладким зеленым тархуном.
Дэвид в последнее время демонстрировал прогресс в изучении русского языка, вот только я как-то упустил тот момент, что общение с бойцами капитана Листратова повернуло русло его образования совсем не в формат высокого слога. А раз я упустил этот момент, то нужно исправлять.
— Дэвид, скажи-ка мне, а ты с Ульяной также разговариваешь?
— Как так?
— Нелитературно. Если ты понимаешь, о чем я.
— Нет, с Ульяной я говорю на языке Толстого и Достоевского.
— Язык у нас с ними один, и я не думаю, что Толстой и Достоевский наступив в темноте на кошку, называли ее кошкой. Вопрос в применении языка.
— Чего?
— Не парься, я поговорю с Листратовым, потом с Ульяной, чтобы проконтролировали твой разговорный уровень.
— Может не надо?
— Надо Дэвид, надо.
Я запихнул в рот остаток гамбургера, допил тархун и наклонился ко столу, подцепил записку с помадой. Всех девушек, которые передавали мне записки с приглашением встретиться, я запомнил. Красивые. Симпатичные. С любой из них, в принципе, можно замутить легкую интрижку. Но эта записка с яркой помадой не давала мне покоя. Я не видел, кто мне ее передал, Дэвид тоже — сказал, что она уже лежала среди прочих. Это интриговало.
— Декс, я реально не вижу смысла так рисковать. Не понятно кто это, непонятно вообще зачем…
С одной стороны, Дэвид конечно прав. С другой — всего четыре дня назад состоялся очередной прорыв, уже довольно буднично купированный. На небе, даже над побережьем в местах эпицентра порталов, следы алого Сияния едва заметны. Так что полноценного вторжения в ближайшее время, полагаю, ожидать не стоит. И это значит, что можно хотя бы немного развлечься. А то у меня последнее время при взгляде на красивых девушек уже все конструктивные мысли — кроме касающихся конструктивных особенностей женской души и организма, куда-то прочь отлетают.
— Дэвид, я же тебе говорил, что внутри меня живет частичка демонической сущности?
— Говорил.
Я уже довольно давно рассказал подробно не только Алисе, но и всем доверенным людям о своей нечеловеческой сущности. Рассудив, что если выбрал путь открытости, то нужно его придерживаться — поэтому Матвей Корнилов, оба Мэйсона — брат и сестра, Кэрол Шиэн, капитан Листратов, все они знали причину, почему Татьяна Черных вылетела с балкона пятого этажа.
После этого признания на меня стали смотреть более внимательно и с некоторой долей опаски. Может быть, кстати, это и есть причина отдаления Алисы — девушка наконец поняла, с кем имеет дело, и осознала, чем грозит общение со мной.