- Наши открыли уголовное дело по факту обнаружения на пепелище шести трупов. Результаты вскрытия будут не раньше, чем через пару недель. Пока опознали только одного, в твоей оперской картотеке должен проходить как Белый. Пятеро остальных, пожалуй, тоже окажутся из группировки Ижака. Еще одно дело об убийстве завели по поводу насаженного на крюк гражданина Чумакова, широко известного под кличкой Чума. Знаешь такого?
- Еще бы, - кивнул Ямщиков, - патологический тип. Правая рука Ижевского и такой же наркоман. Оба дела не собираются объединять, не слыхала?
- Пока нет. В этом убийстве много загадок. Например: как Чумаков оказался на этом складе? Его обнаружили только в конце дня, когда местное начальство явилось подсчитывать убытки. Они, кстати, попытались списать на пожар имущества почти на четыре миллиона, но их пожарные окоротили. Огонь-то на их территорию так и не перекинулся.
- Слушай, а Пермяков не мог Чуму подвесить? Чую, что и тут без нашего верхолаза не обошлось.
- Исключено, - решительно замотала головой Виолетта. - Ну, сам посуди: с простреленной ногой, весь в порезах, и одолел эдакого зверя. А главная нестыковка в другом. Нельзя одновременно насаживать человека на крючок и нажимать на кнопку подъемника, которая находилась почти в двадцати метрах от этого места. А криминалист сразу сказал, что Чуму тянули вниз все время подъема. Кто-то его здорово перепачкал кровью и штаны чуть не спустил.
- Мда, - Ямщиков почесал затылок, - действительно, загадка. Пермяков типичный одиночка, я это уже понял. Ему помощники не нужны. А кровь, которой Чуму испачкали, уже иссследовали?
- Нет, конечно. Сам знаешь, какие у нас темпы. Но исследуют в свой срок.
- А я все-таки думаю, что Пермяков весь был в крови. Может, это его кровь, а?
- Может, и его. А знаешь, что он может сказать по этому поводу? Скажет, что его кто-то схватил в дыму, он еле вырвался, и если какой-то дебил при этом перепачкался его кровью, я не виноват. Логично?
- Абсолютно, - кивнул Ямщиков. - Кстати, если ты не в курсе, шофера того грузовика пришлось отпустить. Не было у нас оснований его задерживать. Ни ты его, ни он тебя опознать не сможете, лицом к лицу не сталкивались. Верно? Долдонит, что понятия не имел, что там в фургоне творилось. Встал под погрузку, вдруг стрельба началась. Погнал со страху, а его милиция тормознула. а документы все у него в порядке.
- Ну и черт с ним, - Виолетта махнула рукой. - Мне, честно говоря, самой не хочется рапорты и объяснительные писать по поводу моего пребывания в данном месте. И так все удивляются, что мы с тобой там первыми оказались.
- Надеюсь, не на тебя это расследование навесили? - Ямщиков посмотрел испытующе. - Участия принять не собираешься, всех удивить и поразить?
- С какой стати? - Виолетта вскинула брови. - Если женщина сгорела на ровном месте и это признали несчастным случаем, то уж сейчас, когда больше десяти тонн спирта! - Она покачала головой. - Золотые коронки на зубах расплавились! Представил температурку?
- Крематорий, - поежился капитан. - Пожалуй, вскрытие этих человекообразных головешек ничего не даст. Ну что ж, несчастный случай, так несчастный случай. Высшая справедливость существует и, будем считать, небесное правосудие свершилось. А сделал это ангел небесный или небесный маляр, не так уж и важно.
* * *
Виолетта медленно шла по аллее кладбища, шурша опавшей листвой. Смиренная атмосфера мест вечного успокоения почти всех приводит в элегическое настроение. Даже следователей. Черный гитарный футляр в её руке выглядел очень подходяще - траурно и нарядно.
Говорят, место на центральной аллее стоит пятнадцать тысяч долларов. Судя по обилию новеньких мраморных надгробий, мостящихся сбоку к рядам старых захоронений, богатых покойников в городе развелось навалом. И молодых при том, если вглядеться в скорбные даты. И писаных красавцев, если верить бронзовым бюстам и гравированным портретам. На мраморных плитах горели золотом кресты и розы, а также трогательные стишки типа: "Твоей смелости завидовали все люди и друзья тебя за это не позабудут!" или: "Зачем, любимый, ты меня покинул и удалился в холод темноты?" Высеченный на черном каменном блоке метровый портрет дважды судимого любимого весьма отдаленно походил на тюремную фотографию, знакомую Виолетте по розыскным ориентировкам. В народе эта дорога получила название "Аллея криминальной славы".
Дальше от входа братва мельчала, соответственно мельчали и надгробия, и буквы на них. А за ними уже скромно лежали простые профессора и лауреаты, перемежаемые старыми партийцами и женами уважаемых людей. Второй день Виолетта неторопливо гуляла по кладбищу, и могильщики в задрипанных робах начали на неё коситься. Особенно после того, как она задержалась возле сторожки, разглядывая их припаркованные "Жигули" и "Волги".
Но сегодня она, наконец, дождалась. Опираясь на тросточку и сильно припадая на левую ногу, Славка медленно перемещался по узкой дорожке между участками. Он появился не со стороны центрального входа, а из пролома в заборе, поэтому Виолетта его не сразу заметила. Сделав вид, будто заинтересовалась каким-то памятником, она стала наблюдать. Славка сутуло проковылял в дальний конец, где располагались свежие могилы, и присел на лавочку из желтых свежеоструганных досок. Виолетта осторожно приблизилась сзади и спросила, подсаживаясь:
- Можно? Я не помешаю?
Славка покосился на неё и ничего не ответил. Снова остановил печальный взгляд на металлической пирамидке, окрашенной масляной охрой. Мать на фотографии под стеклом была молода и не похожа на сына. Разве только во взгляде было скрытое упрямство. Виолетта положила на колени Славке черный футляр.