Шварц яростно потряс его за плечи. Козлов открыл глаза.
— В чем дело? — заспанным голосом спросил он.
Шварц напустился на него.
— Видели вы Юргенса?
— Нет. А что? Разве он должен быть здесь? Который теперь час? Не опоздать бы на съезд!
— Вы и так опоздали, — сердито сказал Шварц. — Сейчас час ночи.
— А…
— У вас никто не был?.. Что вы делали все время?
— По–видимому, спал. Не задавайте мне сразу так много вопросов. У меня спросонок голова кружится. Что–нибудь случилось?
— Случилось то, что Юргенс умер.
— Что?
Козлов вскочил, как ужаленный.
— Вы шутите!
— Хороши шутки. Юргенс помер. Он свалился из окна и сломал себе шею.
— Ужасно! Где же это случилось?
— Под вашим окном. Он мог упасть отсюда.
— Не может быть! Я бы проснулся!
— Гм… не думаю. Мы стояли в вашей комнате четверть часа, вы и не подумали проснуться.
— Из–за этакого храпа землетрясения не заметишь, — ехидно вставил шофер.
— Как бы то ни было, мне нужно осмотреть вашу комнату, товарищ.
Осмотр ни к чему не привел. Шварц стоял в раздумье.
— Кто живет под вами? — спросил он Козлова,
— Никто. Там деловой кабинет комиссара.
Сошли вниз. С первого взгляда стало ясно, что кто–то недавно тут побывал. Дверь в кабинет была полуоткрыта.
Они вошли.
Вспыхнуло электричество. На стуле, посреди комнаты лежал брошенный впопыхах шарф. Окно было распахнуто настежь. Шварц внимательно исследовал подоконник.
— Как плохо здесь убирают, — проворчал он. — Всюду паутина, дохлые пауки, пыль… Вот еще паук… Дождем пришибло…
— Что это?
Он замолчал, нагнувшись над подоконником, спиной к спутникам. Потом стремительно выпрямился.
— По–видимому, Юргенса испугало что–нибудь, он высунулся из окна и по неосторожности выпал. Или голова закружилась. Все объясняется очень просто. Намеренно напугать его никто не мог, потому что, — он выглянул в окно, — невозможно без лестницы взобраться на такую высоту. Одни мухи и пауки могут карабкаться по гладкой стене. Произошло несчастье, а не преступление.
ГЛАВА VII. «АФАНАСЬЕВ Н-I».
Прозрачный воздух звенел, как хрусталь. Солнце еще лежало на горизонте, покойно и снисходительно поглядывая на веселую толпу курсантов. Огромная стрекоза, распластавшая крылья на аэродроме, отливала серебром и, казалось, дышала полной грудью, радуясь своей молодости и свежести майского утра.
Скоро воздух подымет ее на широких мускулистых крыльях, и она снова глотнет синевы — первый раз после долгого заточения в мастерских и ангарах.
Афанасьев, до краев переполненный торжественной радостью, стоял у аппарата, нежно поглаживая выпуклое крыло.
Урывками, обкрадывая свои ночи, ловя минуты между двумя заседаниями, он конструировал свою птицу.
Партийная работа была для Афанасьева высоким долгом, а эта прекрасная птица — любимым ребенком, которому он дарил свой ночной досуг и отцовскую нежность, накопленную в его одинокой, холостой жизни.
Сейчас в суровых глазах Афанасьева, в уголках всегда стиснутых губ, пряталась тайная улыбка.
Труд его, утомительный, но радостный, увенчался победой. Аппарат летал прекрасно. Помимо новизны самой конструкции, в самолете «Афанасьев Н-I» было усовершенствованное приспособление, автоматически выбрасывающее пилота и пассажиров во время аварии. Сегодня предполагалось новое испытание его на фигурные полеты.
Никому не мог Афанасьев уступить первого пробного полета на этом аппарате.
Над ангаром подняли красный флаг — запрещение полетов.
К самолетам, ожидавшим своей очереди, подбежали механики, чтобы увести их в ангары.
Курсанты заворчали.
— Завтех сошел с ума. Небо чисто как ладошка.
— Это он муху принял за тучу.
— Или чихнул, и ему показалось, что это гром.
Комиссар увидел флаг и грозно нахмурился.
— Кто сегодня дежурный по аэродрому? — спросил он механика.
— Флаг поднят по распоряжению не дежурного, а заведующего технической частью, товарищ комиссар.
Афанасьев направился к племяннику.
— Что это значит? Не могло быть лучшей погоды для полетов!
— Юргенс, — начал было струсивший Тришатный, но Афанасьев перебил его.
— Что же! Ты, кажется, желаешь, чтобы весь воздушный флот Республики прекратил свою деятельность, потому что один человек свалился из окна и сломал себе шею?
— Я не это хотел сказать, — истерично крикнул Николай Иванович. — Всякий опытный человек подтвердит, что на сегодня нужно ждать дурной погоды… Вид сегодняшнего неба…