Еще одно интересное пророчество мы находим в творчестве Геббельса, относящемся к моменту, когда Красная армия уже стучалась в ворота Берлина: «После этой войны Германия расцветет как никогда раньше. Все ее разрушенные города и села будут восстановлены в еще лучшем виде, и в них будут жить счастливые люди. Вся Европа переживет такой же подъем. Мы снова станем дружить со всеми странами доброй воли. Вместе мы залечим глубокие раны войны, обезобразившие наш континент. На тучных пастбищах вырастут богатые хлеба, чтобы накормить миллионы нуждающихся и страждущих. Работы будет хватать всем; настанет лучшая весна человечества, несущая счастье и процветание!».[41]
Поразительно сильно напоминает эта картинка нынешний Евросоюз (единственное, безработица остается для Германии и Европы актуальной проблемой). Только все это получилось не как продолжение воли бесноватого ефрейтора и по-собачьи преданного ему Геббельса, а вопреки энергичной деятельности лидеров НСДАП.
Заканчивая эту работу, ради тренировки ума зададимся вопросом: не была ли нацистская пропаганда «оружием возмездия», о котором так долго говорили национал-большевики? Не оставила ли она семена, которые проросли? Проросли сразу же – депортациями чеченцев, крымских татар, калмыков и некоторых других малых народов СССР, или через несколько лет – кампанией «борьбы с космополитизмом»? Да и вообще, до конца ли мы осознали, какой след нацистское нашествие оставило в душах народов Восточной Европы?
Вроде бы, все уже осознано. Хотя, некоторые сомневаются. Вот, напоследок, отрывок из уже цитированного рассказа Виктора Пелевина «Оружие возмездия»:
«Осталось сказать несколько слов о результатах применения оружия возмездия против СССР. Впрочем, можно обойтись и без слов, тем более, что они горьки и не новы. Пусть любопытный сам поставит небольшой опыт. Например, такой: пусть он встанет рано утром, подойдет на цыпочках к окну и, осторожно отведя штору, выглянет наружу…»
Правила публикации документов и материалов
Документы сгруппированы по проблемно-хронологическому принципу. В тех случаях, когда точную дату возникновения документа невозможно было точно установить, дата ставится предположительно, что оговаривается в примечаниях.
В начале каждого документа помещено название первоисточника.
Текст документа отделён от авторского текста прямой горизонтальной линией.
Тексты документов по возможности приведены в соответствие с правилами современного русского языка. Исправления орфографических ошибок вынесены в подстраничные примечания.
При перепечатке сохранён курсив, выделение жирным шрифтом и заглавными буквами исходного текста, выделение разрядкой и подчёркиванием удалено.
В случае удаления отрывка из цитируемого документа место, где данный отрывок должен был находиться, помечено троеточием в квадратных скобках – […] – и подстраничным поясняющим примечанием.
В случае с выдержками из «Моей борьбы», поскольку из большого массива одного текста цитируются отрывки, каждая самостоятельно цитируемая часть документа открывается и закрывается кавычками: « ». Кавычки внутри исходного документа в этом и других случаях обозначаются следующим образом: „“.
II. НАПРАВЛЕННОСТЬ ДОВОЕННОЙ ПРОПАГАНДЫ И ИДЕОЛОГИИ
1. Гитлер о России и коммунизме в «Моей борьбе»
Гитлер написал книгу «Моя борьба», находясь в тюрьме в 1923-1924 годах. Это одна из немногих «работ» нацистских деятелей, которая может быть отнесена к идеологическому «наследию» НСДАП, хотя, учитывая значительную зависимость политики НСДАП от обстоятельств и часто меняющуюся тактику нацистов, в полной мере и «Моя борьба» не являлась их программным документом.
«Ближайший геббельсовский приспешник Ганс Фриче не лгал, когда заверял судей на Нюрнбергском процессе, что „НСДАП не имела партийной теории, подобной теориям марксистских партий, которые имели развитую и зрелую теорию; все теоретики партии оспаривались. На теорические писания Готфрида Федера (одного из главных редакторов газеты „Фёлькишер беобахтер“. – Ю.О.) был наложен запрет. Теоретик Розенберг оспаривался в партии до самого конца. Несовершенство партийной теории было столь велико, что немецким газетам запрещалось воспроизводить печатно хотя бы просто программу партии. После 1933 г. немецким газетам было даже запрещено самовольно цитировать „Майн кампф“ Гитлера».[42]
Источник: Гитлер А. Моя борьба. (Перевод с немецкого) С комментариями редакции. – М.: «Витязь», 2000. С. 130-131,556-558, 560-565.
«В Германии перед войной самым широким образом была распространена вера в то, что именно через торговую и колониальную политику удастся открыть Германии путь во все страны мира или даже просто завоевать весь мир. Само возникновение такой веры было классическим симптомом того, что в Германии потеряно понимание значения истинных государственных добродетелей, потеряна волевая сила и решимость к действию. Единственной расплатой за это была мировая война со всеми ее результатами.
Такие настроения в немецкой нации – а они были перед войной почти всеобщими – должны были казаться необъяснимой загадкой для тех, кто не умел глубже вдумываться в обстановку. Ведь именно Германия представляла собою изумительный пример государства, возникшего на базе чисто политических факторов силы. Основное ядро Германии – Пруссия – возникло благодаря чудесному героизму ее сынов, а вовсе не благодаря финансовым операциям или торговым сделкам. Возникновение самой германской империи явилось чудесной наградой за воинское бесстрашие и крепкое политическое руководство. Спрашивается, как же могло случиться, что именно немецкий народ допустил до такого заболевания свои политические инстинкты, ибо здесь дело идет не об отдельных разрозненных явлениях, а именно о чем-то повальном. Болотные огоньки манили весь народ, болезнь принимала форму недоброкачественных нарывов, выскакивавших то тут, то там и разъедавших весь организм нации. Можно было подумать, что какой-то непрерывный поток яда таинственными путями проникает в организм нации и отравляет всю ее систему кровообращения. Только так можно было объяснить и тот факт, что этот некогда героический организм теперь все больше подвергался параличу. Народ все больше терял ясность взгляда. Слабели даже инстинкты простого самосохранения.
Все эти вопросы я в течение 1912-1914 гг. непрестанно обдумывал в связи со своим отрицательным отношением к политике союза Германии с Австрией. Чем глубже задумывался я над всеми этими вопросами, тем больше приходил я все к тому же выводу, что разгадка всех бед одна: марксистское учение и его миросозерцание со всеми вытекающими из них органическими последствиями.
Теперь я во второй раз в моей жизни вновь углубился в ознакомление с этим разрушительным учением. На этот раз к марксистским книгам меня толкали не впечатления повседневного бытия, а размышления над общими вопросами политической жизни. Я опять погрузился в теоретическую литературу этого нового мира и стал систематически сравнивать возможные результаты марксистской проповеди с той реальной обстановкой и теми конкретными событиями, которые теперь приходилось наблюдать как результат марксизма в области политической, культурной и хозяйственной жизни страны.
В первый раз в своей жизни я стал теперь систематически интересоваться теми попытками покончить с этой мировой чумой, какие уже были в нашей предыдущей истории.
Я стал штудировать эпоху бисмарковского исключительного закона против социалистов, я стал подробно изучать, какие планы поставил себе Бисмарк, как именно он вел борьбу и какие получились результаты. Постепенно я выработал себе по всем этим вопросам совершенно законченный взгляд. Мне лично в течение всей своей дальнейшей жизни не пришлось эти взгляды менять ни на йоту. В это же время я еще раз точнее уяснил себе связь, существующую между марксизмом и еврейством.
Ранее в Вене Германия казалась мне непоколебимым колоссом. Теперь во мне иногда, увы, возникали уже известные сомнения. В небольших кружках своих друзей я бунтовал против немецкой внешней политики, а также и против того невероятного легкомыслия, с которым, по моему мнению, тогда относились к важнейшей проблеме – к марксизму. Я совершенно не мог понять, как можно столь слепо идти навстречу гигантским опасностям – сам марксизм не делал из них тайны. Уже тогда я в небольших кружках предостерегал с той же настойчивостью, как я делаю это теперь перед большой аудиторией, против «успокоительного лозунга дурачков и трусов, что-де «нам бояться нечего». Этакая умственная чума уже однажды разрушила гигантское государство. Германия не может составить исключения, она подвластна тем же самым законам, что и все человеческое общество.