Выпили. Потом еще. И снова говорили о жизни.
— Нет, ну ты подумай, — взывал он к Ваське, — это же абсурд, закупать за границей то, что проще делать здесь. Мелочь всякую, дрянь, которую любая мастерская может запросто делать здесь, закупают за границей!
— В Турции! Или в Китае, — поддакнул Васька, снова наполняя стаканы.
— Пустить по миру — в прямом смысле — армию классных работников! Сколько народа уехало за бугор! Только из нашей школы человек, наверное, десять, это только из тех, кого я знаю…
— Катька Морозко в Италии, нянькой в семье работает, — кивнул Васька. — А, между прочим, филфак закончила. Братья Василенки в Испанию подались на строительные работы. Эх, был бы я строителем, тоже бы поехал. Говорят, вино у них дешевое и по качеству не чета нашему. И пьют его там вместо воды, климат-то жаркий. А из крепких напитков — кальвадос. Не водка, конечно, но тоже ничего.
— … А кто не может или не хочет уехать, идет на какие попало работы, чтобы хотя бы как-то держаться на плаву. И естественно, теряет квалификацию.
— Само собой, — кивнул Васька. — Чтобы держать квалификацию, работать надо. Без этого все забудешь. Квалификация разве что сторожу не нужна.
— Я и охранником хорошо работал, — возмутился Павел. — А меня — раз и уволили! Заметь, вторично! Как собаку, на улицу! И никакого тебе профсоюза, который встал бы на защиту прав рабочего человека.
— А ты, что, раньше с него что-то имел? — удивился Васька. — Такие как ты никогда ничего не имели и иметь не будут. Зубы не те, и когтей нет.
То ли от Васькиных слов, то ли от еще одной рюмки, но Пашкин гнев начал угасать. В самом деле, что изменится от его пыхтенья?
Посидев пару часов у Лямкиных, он, уже в сумерках, отправился в ларек, купил две бутылки пива и, вернувшись, завалился на диван. Некоторое время смотрел на мелькание цветных пятен на экране, не вникая в суть передачи, а потом как-то незаметно уснул под тихое бубнение какого-то фильма. Проснулся посреди ночи от треска и шипения, — кончились даже ночные фильмы. Выключил телевизор, но снова заснуть не удалось. Так и пролежал до утра, глядя в синеющий проем окна и думая невеселые мысли.
Какой же он идиот был, молодой, наивный идиот, верил, что его личная жизнь в дальнейшем будет только улучшаться. Что к сорока годам будет ездить на работу на собственном авто (не на дребезжащем от старости «запорожце», как отец, а на новой машине, может быть, даже на «Волге»), а по выходным, с утра пораньше — на рыбалку. Летние отпуска всей семьей будут проводить где-нибудь на море. А зимние праздники — в заводском доме отдыха, который имел свои корпуса в сосновом лесу. Всякими медицинскими прибамбасами был оснащен не хуже известных курортов. Он это знал, поскольку сам там аппаратуру в физиотерапевтическом отделении устанавливал.
И вот, оглянуться не успел, сорок стукнуло; родители умерли, — он был поздним ребенком, — пара старых костюмов пылится в шкафу, из инженеров он попал в охранники, безлошадный как сейчас, так и в перспективе. Даже велосипеда у него нет. И жены нет, не говоря уж о детях. А теперь и работы никакой нет. Он протянул руку к стоящей у дивана бутылке с пивом, но она оказалась пустой. Даже выпить нечего. Ничего у него нет. Ни-че-го. И Павел заплакал.
А на следующий день уже ходил с Васькой по рынку — помогал с разгрузкой — погрузкой. Ничего сложного, объяснял Василий, утром развез товар по прилавкам, а в конце рабочего дня, когда продавцы упакуют сумки и коробки, снова грузи его на тележку и тащи на склад. В первый день показалось, что работа ничего себе и оплата неплохая. Вернулся домой даже довольный. Спал крепко и безо всяких гнетущих мыслей. Но к концу недели понял, что это не для него. За такую работу никаких денег не захочешь. Мышцы ныли как в армейские времена после марш-броска с полной выкладкой.
— Пройдет, — равнодушно утешил Васька. — Меня тоже сначала после каждой смены корежило. Потом привык.
Пашка привыкать не хотел. Надорвешься еще, потом всю жизнь только на лекарства и будешь работать.
Тут еще зима наступала не по календарю рано, погода портилась день ото дня, дождь то и дело сменялся снегом, — и это в начале ноября! — подули ледяные ветры. А что будет через пару недель? А в декабре? Конечно, он еще поработает — куда деваться? Если долги за квартиру еще могли потерпеть, то за телефон и свет надо было заплатить немедленно, еще день-два и отключат. А без электричества не жизнь, а пещерное существование. Но зиму ему на рынке ни за что не продержаться.