енное, стесненное, на весьма небольшом клочке земли, когда-то бывшем пустыре, вокруг собора и по соседним улицам, огороженное валом и рвом. Приезжают многие помещики, малороссийские, великороссийские купцы, армяне из Астрахани, турки и татары, и навозят всякие дивные штуки, как-то: сукна, шелковые, бумажные, серебреную посуду, золотые и алмазные вещи. Неженские греки привозят много шелковых итальянских и турецких разных товаров. В сию Ильинскую ярмарку изо всех заводов и из донских станиц навозят табунами великое число лошадей, а из околичных мест рогатого скота; в это время можно лучших лошадей цугами купить. Словом, в Ромне купцы большие по торгу дела отправляют, продавая и меняя товары и переписывая векселя. А какой тут знатный табак на продажу Полтава даёт, своим такой жалеет продать. Хотя, если без брехни, простой табак тоже продают. И продают не только в Великороссию, но и даже в Сибирь. Летнее время даёт табаку новую жизнь, когда в июле на Ильинской огромные табуны лошадей пасутся в окрестностях города, это простой корм, можно с выгодой торговать недорогими табунными лошадьми. Вот и наши парубки Захар, Василь, Петро и Остап на ярмарке решили купить новых люлек в медной оправе и табаку. На товары посмотреть, душой отдохнуть и тоску развеять. Всяко лучше меж людей, смеха и всякого дива, чем в Голенке скуку гонять от хаты к хате. В центре ярмарки верный шабаш. Купцы с чарками в руках отмечают добрую сделку. Панночки приезжие размазаны, в цветастых платьях, соберутся в круг и танцуют. То там, то тут бегают жидки, да так болтают складно, что грех не послушать, и ведь покупает у них честной народ, всё покупает. Цыгане спят под кибитками. Турецкие торгаши так чудно машут руками и так сыплют в уши свои бесовские речи, что сам чёрт верно учился у них мороке и всякому одурманиванию бедных христианских душ. Завидев румяные щёки Петро и его пышную фигуру, перекупки наперебой предлагали ему попробовать бублики, вертычки, буханцы и всякие другие сладости, чему Петро был только рад. Остап всё подначивал тульского купца, раскидывая перед ним карты и оставляя дурнем. Василь и Захар, накупив табаку, ходили меж рядов, засматривались на товары и применивались к ценам с учёными лицами. Мимо парубков с гневными алыми глазами и какой-то тряпкой пробежал безумный казак, громко сокрушаясь перед всем честным народом и расталкивая всех в стороны: - Где этот чёртов сын?! Да застрянут червонные в твоей глотке, свиной хвост! Псови очи продав! Казак с лютой досадой плюнул себе под ноги и побежал дальше. Василь точно ничего не замечал, Захар же с присущей ему усердностью прислушивался к сплетням и всякой болтовне, что слыхал на ярмарке: - ... а когда вернулся, из хаты такой смех несся, такие страсти, такой вой страшный, крыша аж прыгала, словно с волков живьем шкуру сдирали, что кум даже входить зарёкся. Так и мотнул оттуда, аж падал от страху, еле убежал, - одна перекупка так делилась с подругой на ярмарке историей из жизни. Захар, ненароком услышав, что идёт рассказ про ведьму, резко остановился и слушал, что было дальше. - А потом - глядь на утро - а нет хаты! Что за чёрт! Кум такой человек, что напраслину на кого в жизни не скажет, я то его знаю. Говорю тебе - это точно ведьма была! Её много кто видел! - Во бабы брешут! - громко хохотал торгаш за соседним прилавком. - Лишь бы языком молоть! - А ты не лезь, свиной пятак, ты там не был! - торговка-рассказчица защищалась очень бойко. - Ты ничего не видел, и знать не знаешь, как всё на самом деле было! Уймись и не мешай! Захар обернулся, чтобы посмотреть на Василя, но не обнаружил его рядом с собой. Взглянув по сторонам, Захар нашёл глазами Василя стоящего рядом с дивчатами и музыкантами. Василь так махал руками перед музыкантами и собравшимся народом, словно зовя всех танцевать. Дивчины засмеялись, засмущались. Василь пустился плясать тропака. Остап и Петро, завидев, как танцует Василь, тоже прибежали на него посмотреть. - Гэй, гуляй! Гэй, хлопцы! Гэй, ярмарка гуляй! - кричал Василь и приплясывал. Захар увидел, как люди расступились, и из толпы вышел запорожец: в белой рубахе, красные шаровары, широкий пояс, загорелые, красные, как яблоки, щёки, оселедец - длиною с кнут, не меньше. Провёл запорожец пальцем по усам, да и пустился в пляс. Люди кричат, смеются, улюлюкают. Так стал танцевать запорожец, что люди диву даются: ноги выше ушей у казака скачут, крутится так, что аж пыль летит. Потерялся Василь, запорожец верно на такое дело мастак. - Крутится, як жирне порося! - засмеялся седовласый чумак. - Вишь, чудной казак! Глянь! Не иначе сатаной отмеченный! - крестились в толпе бабы и хохотали до слёз, хватаясь за животы. Вдруг Захар увидел в толпе меж остальных людей пани Варвару. Она стояла и смотрела на танцующего запорожца и Василя с той же особенной грустью, с какой, бывает, ходит по Голенке, словно неся один ведомый только ей траур. Захар смотрел на Варвару и ловил её взгляд. И Варвара случайно посмотрела в глаза Захару. Сильно забилось сердце Захара, потянуло его в темные озера глаз Варвары, не видел он более ярмарки, людей, запорожца, Василя. Всё словно затихло. Всё куда-то ушло. Только очи Варвары, смотрящие на него, видел Захар. Запорожец громко засвистел, и Захар вдруг увидел, как пани Варвара, закрывая глаза, стала ниспадать на землю, словно подкошенная. Подбежал Захар к Варваре, люди помогли, покричали за подмогу. Шум, гам, что тут началось. Бабы, увидев тело на земле, закричали так, словно увидели пред собой сотню голых казаков. Стали сразу особо ученые поганым языком брехать, что, мол, всё, померла дивчина. Захар, Василь, Петро и Остап положили Варвару в кибитку и успокоили её пожилую мать, - красавица не открывала глаз, но и на тот свет не отправилась. Задумчивые и молчаливые, провожали взглядом хлопцы кибитку, направляющуюся в Голенку. Не могли они растолковать, что случилось и проснется ли Варвара. Долго еще после этого не проходило волнение и пересуды в народе, собравшемся на ярмарке. Кто говорил, что панночку душили, кто говорил, что панночка ждёт дитя, а кто рассказывал, что напугала панночку мелкая чёрная свинья, укусившая её за ногу. И с каждым часом новых рассказов с новыми непотребностями становилось всё больше. *** Поздним вечером Остап, Захар, Василь и Петро как всегда сидели в мельнице и все, кроме Захара, пребывали в хорошем настроении. Василь держал в одной руке диковинные бусы, а другой - чарку горилки. - Так что же там с нашей пани Варварой? - Василь сделал глоток из чарки. - Жива. Говорят, только глаза не открывает. Хворь какая приключилась, - говорил Петро, разлёгшись на мешках с вязанкой бубликов на шее. - Точно. Хворь. Говорят, точно спит вдова, но дух в ней остался. Вот этот дивно! - подтверждал Остап. Захар стоял у окна, смотрел на ниву, молчал и хмурился. - Спит сова да й кури бачит, - смеялся Василь, глядя на Захара. Петро и Остап тоже усмехнулись. - Да не печалься, Захар. Поспит твоя ненаглядная и проснётся, - Петро решил немного подбодрить Захара. - Если б кто знал, что у неё за хворь. Так никто ж не знает. Захар наперед промолчал, но таки ответил: - Не иначе околдовали её. - Ей, богу, точно! Околдовали! - оживился Петро. - Это старуха Кожубей проклятая чары наслала. Ох, и говорю я вам братцы. Точно она! Ей молодость её спать не давала, вот и зависть её взяла, всё ходила, зубы скалила на неё, чёртова старуха. Вот она её извести-то и решила. Она как мимо нашего двора пройдёт, так у нас всё из рук валится. Дед Пономарь как видит, её так сразу плюётся и крестится. Ей богу, точно старая карга согрешила, говорю вам. - Да ну, Петро. Кожубей не ведьма, - кривился Остап. - А я говорю ведьма! Ох, и допляшется она у меня. Не далёк тот день, когда я ей залью за шкуру сала! Захар смотрел в окно и не особо слушал Петро. Кожубей была старуха пакостливая, но никто её не боялся. Не похоже, чтобы она была ведьма. Если бы Кожубей была ведьма, Захар уже давно бы прознал об этом. В этот вечер Остап, Василь и Петро особенно много пили горилки и быстро начали клевать носом. Захар, завидев, что его друзья-товарищи уже совсем склонили головы, борясь со сном, достал люльку. Петро громко захрапел. Ухмыльнувшись, Захар затянулся и посмотрел в окно. Ба! Опять на ниве померещился голубой огонёк. Захар аж рот открыл. Он всё ждал его и дождался. Приглядевшись к огоньку, Захар заметил чьи-то тёмные фигуры, мелькнувшие рядом с ним. Оглядев своих сонных друзей и глубоко затянувшись, Захар взял свечу и стал спускаться по лестнице вниз. Выбежав из мельницы, Захар повернулся в ту сторону, где видел огонь и устремился туда. Огонёк появился вновь и Захар радостный стал бежать быстрее. Глаза привыкали к темноте, и можно было различить местность. Но огонёк постоянно был далеко. Захар заметил, что огонь, который он принял первый раз за костёр, стал извиваться точно змея и вытягиваться. Долго бежал Захар за огоньком, пока не увидел высокие кусты и небольшие озерца, в которых отражалась луна. Огонёк побежал куда-то вниз по склону. Захар побежал за ним. Вдруг Захар увидел, перекрёсток многих дорог, рядом с которым торчал столб. А на столбе фонарь, со свечкой с голубым огоньком внутри. «Эк, чудно-то как!», - подумал Захар и, тяжело дыша, встал на перекрёстке. Зацепив что-то сапогом, Захар посмотрел вниз. На земле, в пыли, лежала икона размером с ладонь. Захар поднял её и нахмурился, став разглядывать икону. Но огонёк фонаря бы слабый и всё казалось было другим, не таки