Когда шагаешь друг за другом, разговаривать неудобно. Но когда мы с Андри снова уселись возле костра, то возобновили нашу беседу, пока Джотан готовил суп.
— Ты в самом деле думаешь, что ты кукла? — пристала я к Андри. — Или манекен, или еще что-нибудь? Он почесал бороду:
— Смотри: наши предки, несомненно, родились не здесь. Если ты прыгнешь в воду, ты станешь рыбой? Точно так же, если ты попадаешь в чужой мир, почему ты сразу должен чувствовать себя как дома?
— Мы живем здесь. Это наш дом. Он показал на котелок:
— Почему мы можем этим питаться и жить?
— Ну, можем и все.
— Это не ответ.
— Должно быть, мы привезли с собой много того, что можно есть. Кур, например. Некоторые древние рукописи упоминают кур.
— Да? А откуда ты знаешь, что это те самые куры? И почему куры могут клевать пищу и жить здесь? Потому, девочка, что все мы — и люди, и куры — получили такие тела, которые могут здесь жить. «Деотеоретики» говорят, что, если взять человека из Рая и поместить в другой мир, он умрет через несколько дней от голода. Он не может переваривать местную пишу. Он отравится. То же касается воздуха и воды.
— Наш мир не мог так отличаться.
— Не мог. Иначе нам потребовалась бы чешуя на теле и плавники на спине.
— Это глупо.
— Нет, не глупо. Нас сделали по-другому. Как и все куры, и огурцы, и все, что пришло из Рая. «Деотеоретики» говорят, что все, что нас окружает, имеет свое название на языке, который мы не знаем. Это очень длинные магические слова — такие длинные, что нужно десять тысяч страниц, чтобы написать хотя бы одно из них. Эти слова записаны внутри нас. Если ты изменишь написание, ты изменишь свою жизнь.
Когда мы прибыли в этот мир, кто-то заставил нас прочитать все слова этого мира Божественному разуму. Он подумал над ними, изучил наш язык и потом изменил их так, чтобы они годились для нашего мира.
А в сотне других миров он сделал то же самое, только там были другие слова и другая жизнь.
Только Божественный разум понимает эти слова и может их изменить. Ему на это нужны минуты. Самое большее, часы. Нам потребовались бы сотни лет. Ручаюсь, Он слегка изменил наш желудок и кровь. Но не внешность. Мы такие же, какими будем в Раю.
Если Божественный разум не изменил нашу внешность, почему он должен был что-то менять внутри нас?
Вся эта никчемная теория остро нуждалась в «логическом лезвии», о чем я и сообщила.
— А зачем тогда она появилась, если она такая никчемная? — спросил Андри.
— Потому что позволяет Братству управлять вами. Он ухмыльнулся во весь рот.
— Ты сразу решила все проблемы! Сама простота! — Он наклонился ко мне. — Так же просто, как парню засунуть свою штуку в бабу, из которой через девять месяцев вылезет младенец. Не могла бы ты объяснить, как это получается? Или как семечко превращается в растение? Ну давай, выдай мне рецепт.
— Растение получается из почвы и воды. А ребенок появляется из матери и того, что она ест.
— А как? Как он делается?
Я знала, как не делать детей, с помощью «верного». Но тут я явно запуталась сама. Я подумала, что, может быть, «длинные слова» Андри были тем, что называлось «гены». Но «гены» — это просто слово, не имеющее особого значения.
— Он сначала очень маленький, а потом растет, — сказала я.
— Значит, своей штукой парень просто засовывает младенца в женщину, да? И этот младенец такой маленький, что его не видно? А откуда он берется у парня?
— Нет, у женщины есть крошечное яйцо в…
— А как это яйцо превращается в человека? Кто ему приказывает? — Андри расхохотался. — Послушай, девочка: слова — очень длинные слова, мелко написанные миллионами и миллионами букв — вот что создает ребенка. Слово Бога. Оно создает плоть. — Он внимательно смотрел на меня. — Не можешь возразить? Никогда об этом не думала. Вы просто блаженствуете себе на востоке…
— А вот и неправда! Работа на судне — это не праздник.
— Работаете, как животные, и не задаете вопросов.
— Мы животные, да? Вот мы и добрались до сути. Как вы ненавидите женщин! Как вы их боитесь! Да, я сказала «боитесь». Вот что я вам скажу, мистер: вы не лучше, чем все остальные Сыновья. А может, и хуже. Не знаю, кого вы там хотите наказать, но себя вы наказываете в два раза больше.
— Может, такова природа Мужчины — мучительно искать правду. Бороться.
Я фыркнула:
— Но не Женщины, я полагаю.
— А ты, естественно, исключение?
Дело начинало принимать дурной оборот. Признаюсь, это отчасти была моя вина. Тут в разговор вступил Джотан.
— Ты проиграла, девочка. Ты не продержалась бы и десяти минут. Ты оказалась бы на позорном стуле. Сварливая. Злобная. Спорщица. Еретичка. Непослушная. — Он помешал суп. — Вот, ты даже готовить не умеешь.