Я смотрела, как они подводят вампиров к обрамлённому кристаллами проёму в скале.
Новоприбывшие видящие отодвинулись с дороги, уставившись на них, в том числе и их лидер, мужчина, который только что смотрел на меня.
Я наблюдала, как Блэк подталкивает вампира к расселине в стене.
Как только он поставил его перед проёмом, он пнул его через зазубренную трещину, заполненную светом.
Ковбой сделал то же самое.
Свет полыхнул в проёме, на сей раз намного ярче.
Блэк и Ковбой отошли назад, уставившись на него.
Теперь они оба тяжело дышали. Блэк одной рукой крепко сжимал окровавленный меч. Пальцы Ковбоя стискивали жемчужную рукоятку Кольта Питона.
Я наблюдала, как свет искрит в проёме настолько ярко, что они опять отпрянули назад, как будто давая двери свободное пространство. Новоприбывшие отошли с ними, а также те люди Джозефа, которые стояли достаточно близко, чтобы встревожиться.
Вскоре все мы смотрели на ту расселину в камне.
Свет сделался ярким как солнечный, резким, поразительно жёлтым, и все же каким-то образом его пронзал бледно-голубой и приправлял темно-золотой. Я уставилась на это, поражаясь тому, каким прекрасным был свет, и в то же время в моем сердце разгорался страх, что он может поглотить нас, затянув всех присутствующих в пещере в этот проем.
Однако постепенно свет начал угасать.
Поначалу я думала, что вообразила себе это.
Это происходило так постепенно, что я усомнилась в собственных глазах.
Однако спустя ещё несколько минут, я осознала, что свет определённо угасал.
Он медленно тускнел, напоминая то, как костёр превращается из пламени в угольки, а затем постепенно гаснет по мере того, как прогорают угли. Я не знаю, как долго все мы смотрели на это, но в итоге свет начал по-настоящему мерцать.
При этом я увидела, что кристаллы на той двери меркли и становились черными, один за другим.
Не понимаю, откуда мне было это известно, но я каким-то образом знала, что они умирали.
Они были живыми, но теперь умирали.
Ни один из нас не двинулся с места и не сказал ни слова, пока мы наблюдали, как из проёма уходит жизнь.
Когда наконец все потемнело, оставляя лишь факелы, торчавшие из железных держателей на стенах пещеры, освещать пространство с высокими потолками, все мы на мгновение посмотрели друг на друга, словно пробудившись от транса.
Словно все мы только что стали свидетелями гибели мира.
Я только не знала точно, о каком мире шла речь.
Глава 24. Кто ты, черт тебя дери?
Когда дверь действительно и по-настоящему умерла, Блэк повернулся, ища меня.
Увидев, что я прислоняюсь к каменной стене там, где он меня оставил, и все ещё остаюсь более-менее в вертикальном положении, его глаза засветились от облегчения. Он подошёл ко мне, пока Чарльз пытался подняться на ноги.
Блэк едва удостоил его взглядом, подойдя прямиком ко мне.
Осторожно избегая моего разорванного плеча и ноги, он обвил меня руками, аккуратно привлекая к себе. Я почувствовала, как он вздрогнул от пулевого ранения в плечо, но все равно почти крепко обнял меня, нежно накрыв рукой мою голову и выдохнув мне в волосы.
- Gaos, Мири, - едва слышно произнёс он. - Это было слишком близко, бл*дь.
Я согласилась.
Сжав его руку ладонями, включая ту руку, которая все ещё болела от ушиба пистолетом, я уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая его запах. Затем, вздохнув в последний раз, я подняла голову, глядя мимо него на остальную комнату.
Половина детей в углу теперь плакали, глядя на кровь и тела, покрывавшие пол. Нахмурившись, я покосилась на края комнаты и увидела, что взрослые горожане смотрели на нас с каким-то онемелым шоком на лицах.
Я гадала, сколько из них поистине принадлежало Волку, как Красный.
Я знала, что людям Чарльза и Блэка - может, даже полковника - придётся провести освидетельствования каждого из них. Им придётся сделать это, чтобы идентифицировать, а потом попытаться перепрограммировать тех, кто действительно купился на безумие Волка.
Они также сделали бы это для того, чтобы понять, что случилось, и удостовериться, чтобы больше никаких вампиров не шастало по тем холмам. Они захотели бы заверений, что не останется никаких последователей Волка, которые будут выжидать шанс убить ещё больше туристов-скалолазов, а может, отомстить Мэнни, кому-то из семей Джозефа, Фрэнка, Истона или Пса.
В конце концов, я знала, что Чарльз захочет их стереть. Он захочет стереть по крайней мере тех, кто знал, что он не человек.
Блэк тоже мог захотеть этого.
В тот момент я не могла сказать, что определённо не согласна.
Черт, да стереть их после такого даже может считаться проявлением доброты.
Поморщившись при виде Мэнни, стоявшего над его дочерью и внучкой и державшего их на прицеле пистолета, я осознала, что город никогда не оправится, даже если стереть большинство из них.
Может, будет даже лучше, если пустыня заберёт эти земли себе обратно.
Однако я знала, что скорее всего, они тем или иным способом вернут их.
Мэнни был упрямым. Возможно, он не захочет покидать свой дом. Возможно, он останется здесь со своими лошадьми, надеясь, что другие вернутся, как только приведут мысли в порядок и вновь вспомнят, кто они.
Отвернувшись от Мэнни и его семьи, я остановила взгляд на новоприбывших видящих.
Я снова совершенно забыла о них, когда дверь закрылась.
В то же самое мгновение до меня дошло, что теперь они застряли здесь, как и мы.
При этой мысли я стиснула Блэка, ощутив такой сильный прилив облегчения, что на глаза навернулись слезы.
Я все ещё крепко обнимала его, когда он повернулся, обводя своими золотыми глазами пространство вокруг.
Никто не сказал ни слова вслух, хотя я видела, что в углах комнаты люди что-то тихонько бормочут, в основном, чтобы заверить друг друга, что все закончилось. Я видела, как Истон одной мускулистой рукой сжимает плечо девочки с луком. Он тепло улыбнулся ей, когда она повернулась, и поцеловал её в макушку.
Я видела, как Ковбой вытаскивает свои мечи ровно настолько, чтобы протереть их краем рубашки перед тем, как снова убрать в ножны.
Затем я увидела, как он обнимает Энджел и крепко прижимает её к своей груди.
Глядя на них двоих, я невольно улыбнулась.
Однако я чувствовала на себе ещё чей-то взгляд.
Не Блэка. Не Энджел.
Не Ковбоя и не Мэнни.
Я медленно повернулся лицом к новоприбывшим.
Это снова был тот мужчина, которого я определила как их лидера.
Я осознала, что смотрю ему в глаза. Теперь я чуть лучше видела их цвет без ярких жёлтых и оранжевых всполохов от расселины в стене. Они все ещё были немного оранжевыми от огня горевших факелов, но многие индейцы снова включили фонарики, так что их яркий белый свет освещал его радужки с боков и спереди.
Они были зелёными - светлого, ошеломительного зелёного оттенка, скорее прозрачного нефритового, нежели прозрачного лиственно-зелёного, как радужки моего дяди.
Однако не это заставило меня уставиться.
В этих зелёных радужках выделялось фиолетовое кольцо, контрастирующее с нефритово-зелёным, и все же каким-то образом дополнявшее его, заставлявшее оба цвета выделяться ещё лучше.
Он был красив.
По правде говоря, возможно, он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела в реальной жизни.
Хмуро глянув на меня, Блэк повернулся, проследив за моим взглядом.
Он пристально смотрел на того же мужчину-видящего, что и я.
В те же несколько секунд я осознала, что видящий тоже уставился на Блэка.
Более того, он смотрел на него с выражением совершенного изумления на лице.
Блэк все ещё держал меня, настороженно наблюдая за другим мужчиной, когда видящий подошёл прямо к нам, все ещё глядя на Блэка так, словно знал его.