- Добрый день, господа, - капитан снял фуражку и пригладил короткие рыжеватые волосы. - Премного рад приветствовать вас…
Отрепетированная речь, нарочито бодрый голос. Притворное внимание, за которым люди прячут беспокойство. Кто-то трогает обивку сидений, кто-то косится на иллюминатор, гадая, и вправду ли так надежна конструкция. Кому-то снова становится дурно.
- Мне кажется, или ты не рад меня видеть? - Лэрдис коснулась щеки. - Ты забавный, когда хмуришься.
- Прекрати…
…Кэри огорчится.
Узнает. Из газет, желтые страницы - то, что нужно для осенних сплетен. Поверит? Промолчит.
Притворится равнодушной.
И отступит.
- Почему?
- Лэрдис, - Брокк стряхнул ее руку и, перехватив запястье, сдавил. - У нас, кажется, однажды состоялся разговор, где ты просила оставить тебя в покое. И я исполнил твою просьбу.
Мягкая улыбка, извиняющая. Наклон головы, и пальцы на щеке, теплые, мягкие.
- Вот ты и сердишься… а говорил, что любишь. Клялся… куда же эта любовь подевалась?
Издохла в муках, в привкусе коньяка, в котором не желала тонуть, в растертых докрасна полуслепых глазах, в меловом крошеве - он пытался выплеснуть гнев на камне, и стены дрожали.
В крови и живом железе, пятна которого оставались на столешнице.
- Вы все клянетесь в вечной любви, - Лэрдис отступила, но руку не убрала, пальцы соскользнули, коснулись губ, словно умоляя молчать.
Красивый жест.
И женщина красива.
Вот только ныне эта красота не вызывала у Брокка ничего, кроме раздражения.
- Но проходит месяц… или год… или два, и что? Любовь исчезла.
Она вздохнула.
- Скажи, что бы стало с нами, если бы я тогда согласилась?
- Мы бы жили долго и счастливо. В мире и согласии, - Брокк повернулся к ней спиной. - Возможно, умерли бы в один день.
- Насмехаешься?
Он не стал отвечать, да и "Янтарная леди", точно ощущая настроение создателя, мелко задрожала. Один за другим раскрылись клапаны, выпуская белые клубы пара. Протяжный гудок заставил людей замолчать. Следом в работу включились двигатели. Глухо заворчал первый, и спустя мгновенье, заставив корпус гондолы содрогнуться, заработал спаренный основной.
- Боже, спаси и помилуй, - тихо произнес кто-то.
Винты медленно проворачивались, с каждым оборотом ускоряясь. И едва ощутимый запах керосина проник в кают-компанию. Черные же полотна иллюминаторов заволокло паром. Капли воды, остывая, превращались в наледь, и Брокк с неудовольствием подумал, что подобная наледь, вероятно, затянет и купол цепеллина.
На капитанском мостике царило умиротворяющее спокойствие. "Янтарная леди" медленно поднималась, пробираясь под пушистым покровом облаков. Пара мощных фонарей разрезала предрассветную черноту, и где-то внизу, между землей и небом, плавился желтый шар солнца…
Кэри понравилось бы…
…она за этот год обжилась в мастерской, присвоив себе маленький, обтянутый зеленой гобеленовой тканью, диванчик. Сбросив туфли, Кэри забиралась на него с ногами, расправляла юбки домашнего платья и открывала книгу… или тетрадь… или укладывала на колени доску, а на доску - кипу эскизов, которые срочно нужно было привести в порядок.
На столике стояли перья и высокая чернильница-непроливайка, десяток губок и эбонитовая палочка, которой Кэри не столько правила чертежи, сколько чесала шею. А порой, засунув в волосы, забывала и принималась искать.
Она умела молчать.
И слушать.
Говорить, как-то остро ощущая момент, когда Брокка начинала тяготить тишина. Она приносила молоко в высоком кувшине синего стекла и шоколадные пирожные, которые ела руками, а потом долго собирала крошки с платья.
Ворчала.
И порой, устав, дремала на том же диванчике. Она забиралась по лесенке к узким окнам и, опершись локтями на подоконник, слушала дождь. Дышала на стекло.
Рисовала.
Спускалась и ледяными ладонями накрывала уши Брокка, требуя немедленно согреть их. А он смотрел в ее глаза и… отступал.
Раз за разом.
Янтарная девочка, легкая, медово-дымная и беспокойная слегка. Со вкусом коньяка и снега, безумное сочетание, от которого он мог бы потерять голову.
Мог бы… если бы хватило смелости.
А ведь почти решился… еще бы день… или два… добраться до Города, доказав, что "Янтарная леди" безопасна. Вернуться. На цыпочках, крадучись войти в ее комнату и глаза закрыть, наклониться к уху и шепотом спросить:
- Угадай, кто?
И не оставив время для раздумий, обнять, коснувшись губами мягких волос, на руки подхватить, закружить, чтобы без хмеля и пьяным, безумным слегка.