Капитан раскланивается, они были представлены друг другу, и Кэри останавливается ненадолго, чтобы ответить ему вежливым поклоном.
И дальше…
К подножию мачты, обледеневшей, пусть лед и тает, покрывая сталь россыпью капель.
Брокк спускался не последним - предпоследним. И спрыгнув на землю, он подал руку спутнику… спутнице.
Мужской наряд ей был к лицу. Темные гетры. Зауженный в талии китель темно-винного яркого оттенка, украшенный крупными золотыми пуговицами. Ветер играет с шелковым шарфом, и вытягивает из-под шляпки золотые локоны Лэрдис…
- Интер-р-ресненько… - услышала Кэри, - вы по-прежнему не верите слухам?
Она не знала, что ответить.
Она не хотела отвечать, не хотела быть здесь. Видеть их вдвоем и… все равно смотрела.
Ее рука в его ладони. И пальцы мягко обхватывают ее.
Шаг.
Лэрдис покачнулась, но упасть ей Брокк не позволил. Удержал. Наклонился, спрашивая что-то… слов не разобрать, и Кэри счастлива, что не способна услышать… сердце и без того вот-вот разорвется.
Больно.
Она не представляла, что может быть настолько больно… даже Сверр не способен был причинить подобной боли.
Лэрдис улыбается.
- Мне жаль, - как-то виновато произнес человек, хотя его вины в происходящем точно не было.
А их заметили, пусть и не сразу. Вздрогнула Лэрдис, вцепившись в руку Брокка, точно опасаясь, что эта рука вдруг исчезнет. А сам он…
- Извини, - Кэри нашла в себе силы улыбнуться. - Мне подумалось, что ты рад будешь меня видеть.
Он ничего не говорил. Хорошо. Иначе она бы сорвалась.
И накричала.
А прилюдные скандалы - пошлость невероятнейшая…
…или хуже, в глотку вцепиться. Ей, той, которая держится позади Брокка, с трудом скрывая улыбку. Смешно? Что ж, пускай. Но до истерики Кэри не унизится.
- Это тебе…
Несчастные цикламены измялись, и лепестки падают на землю, а Кэри поспешно отступает. Она не будет лишней… глупо было надеяться… не стоило сюда приходить и… объяснение?
Какие еще нужны объяснения?
Стоит ли притворяться, что Кэри ничего не поняла.
- Кэри…
- Я… - она пятилась, думая лишь об одном - не споткнуться. Это было бы вовсе глупо… споткнуться и упасть на глазах у всех. - Я рада, что полет прошел хорошо… я действительно рада…
Она все же развернулась.
Леди не бегают?
Пожалуй. Они очень быстро ходят…
Глава 11.
Третьи сутки на ногах.
И грозовой фронт, прошедший низом. Тропы молний, на доли мгновенья прораставшие в черной пряже туч. Запоздалый удар ветра, от которого гондола покачнулась, затрещала.
Острые пики гор.
Жерло Перевала и белесые костяные стены Гримхольда, который вырос на прежнем месте. Белое же лицо капитана, вцепившегося в штурвал. Он не сводил взгляда с пустоты, разверзшейся под ногами.
Птичья тень.
И глухой удар, на который кто-то отозвался всхлипом. Страх, такой явный, заразительный. И пьяная общая радость, когда позади остались и пики опор воздушного моста, и металлическая паутина его с застрявшими в ней мухами вагонеток. Рассвет за стеклом, под стеклом, когда солнце медленно выкатывается, наполняя салон гондолы алым пламенем. И люди, позабыв о страхе, протягивают руки, собирая огонь горстями.
Пьют.
Смеются. Хлопают друг друга по плечу, поздравляя, хотя Брокк и не понимает, с чем поздравляют. Но даже Инголф утрачивает обычную свою презрительную отрешенность.
- Красиво, - он смотрит не на солнце - на пассажиров, подмечая и бледного репортера, позабывшего о воздушной болезни, спешащего запечатлеть яркие свежие пока ощущения. И финансиста, что пытается остаться невозмутимым. Инженеров… оптографиста, он сонно трет слипшиеся глаза. Удивительно спокойный человек, продремавший всю грозу.
Лакированные горы, с высоты казавшиеся игрушечными. И широкое русло Тароссы. Покрывала полей и зелень лесов. Города. И врытые, вошедшие в землю, если и вовсе землей не заросшие, тени городских стен.
Старые башни.
Лес, к которому "Янтарная леди" спустилась. Заминка с машиной, и тяжелый запах керосина, что повис в салоне, заставляя морщиться даже людей. Иноголф, деловито избавившийся от пиджака и жилета. Он остался в белоснежной, некогда накрахмаленной, но за ночь потерявшей былой вид рубашке. Подтяжки поправил и, откинув узкую дверцу, пробормотал:
- Не могли проход пошире оставить? Скажите, пусть заглушат мотор.
Его уняли, и тяжелый рокот, к которому и Брокк, и пассажиры успели привыкнуть за время полета, смолк. Воцарившаяся тишина воистину показалась оглушающей.