— Почти, — я поднялся и, отойдя к окну, сел на подоконник. — Почему вы с таким упоением поливали друг друга грязью? Я сначала ушам не поверил, честное слово!
Лорд Эвард рассмеялся.
— Это выявление глубокого уважения между равными, мой дорогой неуч. Неужели ты не слышал об этом? Ругательства на высоком гобледдуке — высшая форма вежливости, но применяются они только между очень близкими. Избавь тебя Бог высказать что-либо подобное какому-нибудь гоблину! Тебя разорвут на куски раньше, чем ты успеешь закончить фразу, поверь мне. Именно поэтому я дождался, пока все остальные покинут комнату. Никто не должен знать, насколько мы близки с достопочтенным Бодригом Косым.
— Значит, если я скажу, что ты заноза в заднице Горного Тролля, это будет передавать все мое почтение, так, что ли?
— Только если ты это скажешь на высоком гобледдуке без малейшего акцента, и если я превращусь в гоблина. Не иначе, — наставительно подняв палец, провозгласил отец. Я сделал вид, что задумался:
— Насчет вашей внешности у меня нет сомнений, милорд, вас очень трудно отличить от вашего крестного, а вот с языком мне надо еще поработать.
Диванная подушка внезапно слетела со своего места и со смачным шлепком врезалась мне в лицо. Беспалочковая магия отца была — как всегда — на высоте.
========== Глава тридцатая. Удачный обмен ==========
— И все же ты так и не высказал своего мнения о моем плане, — уже сидя за ужином, переспросил лорд Эвард. Я пожал плечами.
— Что тут можно сказать? Цена, конечно, высоковата, но я никогда не собирался использовать этот меч по назначению. Как ни крути, он просто пылился в Хранилище. А что, для гоблинов он так важен?
Отец лишь покачал головой, явно удивляясь моему идиотизму.
— Меня всегда интересовало: чему вас в этом Хогвартсе учили?
При упоминании о школе волшебства Азарика заинтересованно приподняла голову и обратилась в слух. А отец продолжал:
— Гоблины уверены, что все, что ими создано, принадлежит только им. Даже если вещь была выполнена на заказ и за нее было сполна уплачено. Они считают, что пользоваться гоблинской работой может только тот, кто заплатил, и уж никак не его наследники. После смерти владельца вещь должна вернуться им. В этом они тверды как камень. И пресловутый меч Гриффиндора, одна из работ Рагнука Первого, им как кость в горле. Уже много веков они судятся с Хогвартсом с целью забрать его. А что уж тогда говорить о Экскалибуре, созданного задолго до меча Гриффиндора?! Он считается работой легендарного Велунда, гоблина, которого многие считали богом-кузнецом. В общем, я практически уверен, что за владение им банкиры позволят обнести половину их хранилищ, наплевав на надежность, престиж и прочую мишуру. В конце концов, этот хитрый народец сможет вывернутся практически из любой ситуации и извлечь свою выгоду. А тут игра точно стоит свеч.
— А их не смущает, что меч давно утерян? Его, по-моему, утопили в озере, если мне не изменяет память. Это же может быть более поздняя подделка, пусть даже и гоблинской работы, — задал я тревоживший меня вопрос. Честно говоря, я был вовсе не уверен, что огромный меч, виденный мной в Хранилище Принц-мэнора, действительно Экскалибур. Хотя до этого момента меня это мало волновало. Я никогда не был поклонником холодного оружия, хотя фехтованием, по настоянию лорда Эварда, занимался регулярно.
— Меч настоящий, можешь даже не сомневаться, — как будто читая мои мысли, проронил отец, отодвигая от себя тарелку с недоеденным десертом.
— Наши предки никогда не разменивались на подделки. В нашей коллекции только подлинники. Именно поэтому Бодриг так заволновался от моего предложения.
— Дедушка! — Азарика наконец надумала вмешаться и решительно залезла лорду Эварду на руки. — Я тоже хочу гоблинов и Эслибур! Почему Северусу ты показывал, а мне нет?!
*
Что ж, до истечения назначенного отцом срока оставалось только ждать. Хотя лорд Эвард и заверил меня, что гоблины непременно согласятся на обмен, я все равно не находил себе места от волнения. Но неотложные дела позволяли несколько отвлечься и не пороть горячку.
На следующей день я, не откладывая в долгий ящик, отправился на свидание с уважаемым директором. Надо же было отчитаться о проделанной работе и отдать палатку и артефакты. Учитывая, что уже этой осенью мне придется приступить к обязанностям профессора Зельеварения, а подробных инструкций на этот счёт я ещё не получал, визит мог затянуться до вечера, к чему я был, впрочем, морально готов. Но все оказалось не так страшно, как я предполагал. Выслушав мой короткий рассказ об отъезде Гарри из лагеря, Дамблдор лишь кивнул и не стал вдаваться в подробности, удостоверившись только, что ни один из артефактов не зафиксировал ничего подозрительного в округе. Похоже, дом в Литтл Уиннинге перестал внушать ему опасения и он спокойно возвращал Избранного ребенка под опеку Дурслям. Слава Мерлину. Мое назначение его тоже похоже мало волновало. Вообще он был крайне рассеян, как будто думал о чем-то своем, к тому же не слишком приятном, так что спешил закончить нашу беседу как можно быстрее. Против чего я не имел никаких возражений. Единственное, что он мне посоветовал по поводу предстоящей работы — захватить планы уроков, составленные Слагхорном за годы бессменного преподавания. В этом был смысл, и я спустился в библиотеку, чтобы забрать несколько папок с записями бывшего декана. Надо же было иметь хоть какое-то представление о том, как вести себя на этом достойном поприще, чтоб оно было неладно! Возвращаться в кабинет директора, чтобы воспользоваться камином, мне не хотелось, чем меньше я ему мозолил глаза, тем лучше, и я решил прогуляться до Хогсмида, чтобы оттуда аппарировать домой. Благо, погода благоприятствовала пешей прогулке. Но едва я углубился в небольшую рощу, отделяющую школу от Хогсмида, как мое одиночество было нарушено самым возмутительным образом: на первом же повороте я буквально столкнулся с Люпином, бредущем по направлению к Хогвартсу.
— Добрый день, Северус, — пролепетало это жалкое создание и чуть попятилось, уступая мне дорогу. Вид у него был, прямо скажем, плачевный, как будто он перенес какую-то страшную болезнь. Он похудел и осунулся, потрепанный костюм висел на худых плечах как на вешалке. Странно, ведь мы расстались всего несколько дней назад и он тогда выглядел вполне благопристойно, ну, насколько это вообще возможно. Стараясь скрыть свое изумления, я холодно процедил в ответ на его приветствие:
— Это кому-как. Что за манера бросаться из-за угла, Люпин? Охотничьи инстинкты покоя не дают?
— Я был вчера в Азкабане, Снейп, — не обращая внимания на мой сарказм, произнес Люпин, отошёл с тропинки и встал, прислонившись спиной к дереву. Нет, я не ошибся, что-то с ним явно было не так. Он был очень бледен, под воспаленными глазами залегли глубокие тени, а руки заметно дрожали.
Чуть помедлив, я подошёл к нему в ожидании продолжения. Все же любопытство — мой главный порок, не устаю об этом повторять. Было крайне интересно, что именно в интерьере Азкабана привело оборотня в такое жалкое состояние. Римус, предсказуемо, не заставил себя долго ждать:
— Там ужасно, Снейп. Ты не представляешь…
— Конечно! Я же провел там всего полгода, а ты целых три часа. Или сколько там длится свидание?
Он посмотрел на меня совершенно больными глазами и прошептал:
— Как ты там выжил, скажи? Как?
— Я хотел жить. Порой этого достаточно. Ну, и как там дела у Шавки? Ты же видел его?
— Он почти безумен… Смеется, а у меня мороз по коже. Я не знаю, Снейп… Я не знаю, как мне теперь жить. Он все время стоит перед глазами в своей драной тюремной робе и смеется…
С минуту на минуту Люпин, по-моему, собирался завыть, хотя до полнолуния ещё было больше недели. Похоже, посещение старого друга повлияло на него сильнее, чем я ожидал. Этого мне еще не хватало для полного счастья! Что бы хоть немного привести оборотня в чувства, я взял его за ворот мантии и слегка встряхнул: