— Не трогайте, — слабым голосом попросил Нурислам Ильясович. — Это Коран.
Щавель закрыл книгу. Коран был ему неинтересен.
Скворец сноровисто перевернул матрас, промял, инородных включений не обнаружил.
Стражник с Федулом тем временем вытаскивали из-под высокой кровати чемоданы и рундуки. Тряпьё, продукты.
— Эта чего, боярин?
Раболов подтащил рыжий чемоданчик странного вида, покрытый железными лапками и металлическими финтифлюшками. Ручки у чемоданчика не было, вместо крышки откидывались борта с торцов. Находку угнездили на столе между Щавелем и басурманином. Щавель дёрнул за лапки, они отщёлкнулись, выпустили крючки. Распахнулся чемоданный зев, из недр выступила крашеная серым лаком стенка, а на ней чёрные круглые ручки, окошко за стеклом и маленькие резиновые кругляши.
— Какой-то девайс? — зачарованно прошептал Федул.
— Что скажешь? — спросил Щавель у хозяина квартиры.
Басурманин грустно посмотрел на него. Он уже начал оправляться после шока.
— Тут ещё, — Скворец подал небольшую брезентовую котомку.
Старый лучник вытащил за провода два резиновых круга, соединённых гибкой стальной дугой, и за провод потоньше металлическую коробочку с рычажком, снабжённым на конце латунной кнопкой.
— О, как!
— Учебное пособие по физике, — Нурислам Ильясович вздохнул. — Тащил на себе через всю Русь, но не пригодилось.
— Не пригодилось, говоришь? — Щавель дунул на крышку чемоданчика. — Пыли почти нет.
— Жена прибирается, — объяснил басурманин. — Очень она уборку любит, до веника и тряпки сама не своя.
— Лучевой антенны в комплекте нет, — заметил командир. — Жена, наверное, смела ненароком?
— Проволока же, — слабо усмехнулся Гиниятуллин. — В хозяйстве пригодится.
— Наверное, хозяйственная жена проволоку на дерево закинула, — предположил Щавель. — По дурости бабьей. А снять не смогла? Если до рассвета подождать, мы эту проволоку сможем увидеть, так?
— Так, — подтвердил Нурислам Ильясович, начавший заметно оживать.
— Ищите как следует, — скомандовал Щавель. — Или сам остальное выдашь? — обратился он к басурманин и заверил: — На суде зачтётся.
Гиниятуллин отвернулся.
— Нечего мне выдавать, — буркнул он себе под ноги.
Щавель кинул тумблер в положение «ВКЛ», стрелка в окошечке прыгнула было вперёд, но вернулась к нижней отметке. Командир откинул заднюю крышку, вытащил пару чёрных коробочек с четырьмя железными винтами и двумя пробочками. Придвинул к лампе, осмотрел, понюхал, осторожно потряс.
— Аккумуляторы полны, щёлочь свежая. Давно, говоришь, на связь выходил?
— Вы не так поняли. Это какая-то ошибка, — злобно сказал Гиниятуллин, продолжая смотреть в пол.
— Основная ошибка, — Щавель говорил наставительно, как учитель тупому школяру. — На которой образованный класс претыкается по жизни, это считать, что все вокруг дикари и ни в чём не смыслят.
Губы басурманина беззвучно шевелились. Должно быть, колдовал, чтобы обрести силы или отвести шмонщикам глаза от остального палева.
— Ищите, — подстегнул Щавель своих подручных. — Мы должны динамо-машину найти, ареометр и запасы химикалиев. Химикалии не нюхать, на язык не пробовать, пальцы в мешок не совать. Они едкие.
В доме закипел шмон. Увлечённый всеобщим куражом, Михан ринулся содействовать. Первое, что попалось ему на глаза с поста в прихожей, была корзинка с котятами. Прилепил свечку на край скамьи, запустил руки в тёплое шевелящееся нутро. Котята запищали. Кошка-мама зашипела с печки. Михан сунул пальцы под подстилку с обеих сторон, будто вьюнов ловил, и возле дна нащупал что-то твёрдое.
— Дядя Щавель!
Парень так потерялся от своей находки, что забыл и место в дружине, и субординацию. Да уж было не до того.
— Понятые, смотрите.
На стол лёг увесистый свёрток. В измазанную кошачьими выделениями плёнку был завёрнут плоский пистолет и запасной магазин, снаряженный маленькими патронами с бутылочной гильзой и остроносой пулей.
— Тоже учебное пособие? Чему студентов учишь? — Щавель повертел короткоствол возле керосиновой лампы, басурманин молчал. — Так и запишем в протокол: обнаружен пистолет ПСМ, номер…
Профессор Гиниятуллин вдруг с озлоблением плюнул на пол.
— А ведь предлагали тебе перед обыском добровольно сдать всё запретное, — назидательно проговорил Скворец. — Теперь хана тебе!