Королева всегда правит вдали от поля сражения.
— Новые правила, леди. Здесь нет больше королев, — произнёс Шейн. Он зарядил пули в пистолет и искал место, где бы его пристроить, чтобы он не мешал огнемёту. — Нет королев, нет королей, нет императоров. Не в Америке. Только руководители, смысл тот же, но корон меньше.
— Вампиры всегда имели предводителей, — произнесла Наоми. — Это в порядке вещей. — Она сказала это как простой и очевидный факт, как, например — небо голубое. Шейн пожал плечами и посмотрел на Клэр, она тоже пожала плечами. Вампирская политика, это не их дело. — Пошли. Мы должны найти доктора.
Шейн покачал головой.
— Он единственный, кто у вас есть?
— Нет, — сказала Наоми. — Но он лучший, и только один у нас, который прошел несколько за пределы средневековых методов кровотечения и кровопускания. — Она протянула Клэр ружье и одарила ее недоверчивым взглядом. — Ты можешь стрелять?
Клэр кивнула, когда она загрузила патроны.
— Шейн учил меня.
Не то чтобы это было легко для кого-то ее размера; ружье жестко ударяет в плечо, и она всегда уходила от ушибленной практики и боли. Наоми была еще более хилой, но Клэр была готова держать пари, что это будет ничто для нее.
Шейн устроил огнемет поудобнее на его плечах.
— Дамы? После вас.
— Грубо, — сказала Клэр.
— Я был вежлив!
— Не когда у тебя есть огнемет.
Глава 2
Майкл
Я скучаю по своей гитаре.
Это прозвучало глупо в моей голове, и, возможно, было глупо, но мои пальцы не могли дождаться, когда снова ощутят её вес. Музыка всегда заглушала звуки внутри меня, всё становилось упорядоченным, логичным, контролируемым и не таким пугающим. С самого первого раза, когда я взял в руки инструмент, я осознал, что эти звуки, которые производят другие люди, знаменитые люди… они могут быть моими, чтобы контролировать, моими, чтобы разговаривать без слов. И это было больше, чем волшебство.
Это было выживание.
Теперь, без моей гитары, я чувствовал себя голым, неконтролируемым. Но было бы очень рискованно вернуться в дом, чтобы забрать хоть что-нибудь, что большинство посчитало бы ненужным. Может, я мог бы попасть в музыкальный магазин, где я преподавал; он находился в верхней части города, вдали от места, где скрывались драуги. Не имело значения, закрыт ли он. Вампирам не нужно особо беспокоиться о таких вещах как запертые двери или стальные жалюзи на окнах, и ограничения на вход не распространялись на магазины.
Я все еще не мог смириться с этим. Я был вампиром.
Я знаю, что в действительности это ни какое не открытие… Я был вампиром уже какое-то время, а до этого я был наполовину вампиром наполовину призраком, пойманным в ловушку в собственном доме, застрявшим между жизнью и смертью. Но до сегодняшнего дня я не чувствовал себя таким… неправильным. Таким чужим.
Таким не похожим на самого себя.
Наоми, которая больше всех была заинтересована во мне, предупреждала меня, что такое может произойти, что я начну отдаляться от той человечности, что я когда-то имел; она предупреждала меня, что живя так, как я живу сейчас, пытаясь быть тем, кем я однажды был, всё это однажды причинит боль мне и людям, которые дороги мне.
И она была права. Я доказал это, не так ли? Я потерял контроль. Я укусил Еву.
Я почти убил ее.
Рубашка, которую мне дали на смену той, что пропиталась гнилой водой из бассейна и кровью Евы… рубашка вызывала зуд. Это казалось неправильным. Я сдёрнул её с себя через голову и бросил на пол, меряя комнату шагами. Когда я посмотрел вниз, моя кожа была слишком белой, вены слишком голубыми. Я выглядел как кусок живого мрамора, да и чувствовал я себя таким же холодным.
А внутри я весь дрожал. Весь мой мир дрожал. Дело было не только в драугах, хотя мы все их боялись… Я боялся себя, кем я был, или что я был способен сделать людям, которых мне надлежало любить.
Любовь. Действительно ли я сейчас знал, что это такое? И знал ли вообще когда-либо? Что, чёрт возьми, я делаю? О чём я думаю, постоянно рискуя её жизнью, пока я рядом с ней? Я думал, что у меня всё под контролем, а затем… затем моя иллюзия о контроле монстра разбилась.
Я вышагивал, пытаясь не думать о том, насколько это приятное чувство. Я не понимал, насколько напряженным, насколько отчаянно сильным был мой контроль, пока не был вынужден его отпустить.
Что-то внутри меня успокоилось, и я замер в своих метаниях, поскольку приближалась Ева.