— Кого там черти принесли?! — визгливым голосом крикнул хозяин, хотя на самом деле этот стук его обрадовал. Соседи не приходили к нему просто так, поболтать о жизни. Мужики приходили к нему непременно с бутылкой, выпить в тепле, и подальше от глаз бдительных подруг.
— Открывай, Гриб! — невнятно донеслось из-за двери. Он откинул крючок, и в дом ввалился огромного роста человек в странной, скукоженой позе. Пройдя к печке он протянул руки навстречу раскаленной плите, и просто взвыл от боли. Гриб несколько секунд вглядывался в лицо ночного гостя, лишь потом узнал его.
— Могильщик?! Жорка!? Ты откуда это такой красивый?
— От ментов обрывался, — с трудом выдавил тот. — Замерз как сука. Налей водки.
— Нет водки, на мели я.
— Тогда чаю.
— Счас, теплый он у меня уже, счас я чайничек поставлю.
Он кинулся с чайником к бачку с водой, но Жора его остановил.
— Ну, погоди, хоть горчица у тебя есть?
— Горчица есть. Я без нее за стол не сажусь.
— Давай!
Гриб подал ему пол-литровую банку, где на четверть еще было желтоватой массы. Жора непослушными руками налил из чайника в банку теплой воды, размешал все это ложкой и, в несколько глотков, выпил всю эту жидкость. У хозяина горчицы глаза на лоб полезли от изумления.
— Ах, как хорошо! — сказал Жора, прислушиваясь к происходящим в организме изменениям. — Горит все.
После этого он с трудом стянул с себя куртку, бросил на вешалку шапку, сел за стол.
— Что, Ванька, на мели, говоришь, сидишь? — спросил он, потирая руки и дуя на них.
— Ну, да, Жора. Мы от делов отошли, здоровья нет — пенсионеры, живем от пенсии до пенсии. Хорошо, если кто забредет с деньгами, какого-нибудь «керосина» притаранит. Сегодня вон, ни одна сволочь не пришла, не подогрела старичка. Сижу вот один, «байкал» глотаю, — он показал чашку со своим бледным чаем.
— Укрыться мне надо дня на три. Как, примешь?
— Да, почему бы и нет. По старой памяти. Мы хорошо с тобой жили на «девятке».
— Ну, считай тогда, что я тебя подогрел.
Могильщик достал из кармана толстый бумажник. Это был его личный фонд, такой же, как ее «общак» для Соньки — заначка на случай внезапного побега. Купюры тут были все крупного достоинства, и, порывшись, Жора с трудом нашел тысячную, кинул ее на стол.
— Сгоняй в магазин, купи два пузыря самой дорогой водки, и пожрать чего-нибудь. Колбасы, сала. Ну, ты знаешь, чтобы бацилл было побольше. Сигарет возьми, «Мальборо», пачки три, а лучше пять.
— Счас все притараню, и, чехнарь и тарочку, — обрадовано ответил собирающийся Гриб. Когда он ушел, Могильщик вытащил из кармана куртки еще непослушными руками пистолет, вынул обойму. Она была пуста. Тогда он еще пошарил по карманам, и выгреб оставшиеся патроны.
— Четыре, — пробормотал он себе под нос. — Маловато.
Тем вечером они гульнули на славу. Гриб уснул прямо на кухне, свернувшись калачиком на старом сундуке, а Жора залез на русскую печь, отогреваться.
Утром Могильщик проснулся от холода первым, сам растопил печку. Растолкав Гриба, он спросил его: — Мы что, вчера всю водку выжрали?
— А хрен его знает. Может и так.
— Беги тогда в магазин. Да, и возьми там еще пожрать побольше. Что ты там вчера принес, только лилипутов кормить! И еще, Гриб, — он остановил на пороге хозяина, — если встретишь кого из наших, воров, не говори им про меня. В отрыве я. От всех. И от ментов и от наших.
— Понял, — сказал Гриб, хотя на самом деле ни черта не пронял. Он давно уже отошел от активной воровской тусовки.
В этот раз Жора вручил Грибу на закупки пятитысячную. Тот быстро добежал до местного комка, небольшого магазина переделанного из обычной избы. Эта купюра вызвала у местной продавщицы, толстой Вальки, большое недоверие.
— Откуда это у тебя, Ванька, такая хренотень? Сам, что ли, рисовал? — спросила она, рассматривая купюру на свет.
— Зачем, друган по зоне у меня сейчас квартирует. Его это картина.
— Богатый, что ли такой друган?
Гриб ухмыльнулся.
— Жора? Жора богатый! У него лопатник толщиной с твою задницу. И там все такие «картинки».
Продавщица добродушно послала его на три буквы, но добросовестно собрала в два больших пакета все заказы Могильщика. Все было бы ничего, но через полчаса в магазин заехал хозяин заведения — Антоныч.
— Как дела, Валька? — спросил он, сочно шлепая ту по заднице. Валька хихикнула, под такую ласку хозяина.
— Хорошо.
— Лешка еще не приезжал?
Лешка был управляющий магазина, экспедитором и грузчиком.
— Нет, он к вечеру товар привезет.
— Тогда заверни-ка мне пузырь "Березовой на бруньках", кефира бутылку и колбаски обезжиренной. А то Миша-Саша копченую не ест.
Валька все собрала, и тут вспомнила про Гриба и его купюру.
— Да, Иван Антоныч, тут Гриб, дружок твой по отсидке, заходил. Вчера пришел тысячную мне сунул, а сегодня вот, смотри, что притащил, — и она протянула Антонычу пятитысячную.
— Ну и что? — не понял тот. — Что, первый раз что ли, такую видишь?
— Да нет, не первый раз. Но она, случаем, не фальшивая? Откуда у него такие бабки? У него пенсия то всего полторы тысячи.
Антоныч посмотрел купюру на свет, хмыкнул. В богатом криминальном прошлом старого уголовника было время, когда он сбывал фальшивые деньги ельцинского периода.
— Да нет, похоже, что настоящая. А откуда у Гриба такие бабки?
— Говорит, друг у него приехал с зоны, какой-то Жора.
Соображал Антоныч быстро, за это и ценился среди своей братвы.
— Жора? Не Могильщик, случайно? Не ронял он такое погоняло?
Валька пожала своими пухлыми плечами.
— Не знаю, этого он не говорил. Сказал только, что Жора этот богатый очень, лопатник, дескать, шире моей задницы.
— Ну, это он врет. Шире твоей задницы только китайская граница. А где он живет, Гриб то? Знаю что тут, рядом, а не навещал ни разу. Надо бы доехать к нему, попроведать старого хрыча.
— Да, на соседней улице. Лермонтова, не то десять, не то двенадцать. Там ель перед домом приметная, высокая такая. Одна она на всей улице, не ошибешься.
— Ладно. Если он еще с такой «картиной» придет, позвони мне.
Антоныч сунул пятитысячную в карман, и поехал в город. Своих корешков он нашел на базаре, в кафе «Уют»: Мишу-Сашу, Авдона и Никиту Белого, только третьего дня вернувшегося с зоны. Они и обрадовали старика сообщением об аресте цыганки. Самыми большими связями в ментовке обладал Авдон. Он хоть и был среди них самым молодым, но стремительно наращивал свой авторитет.
— На гоп-стопе ее взяли, она с Жорой одного карася мочкануть хотела, но там оказалась ментовская подстава, — с пеной у рта вещал Авдон.
— А Жора? — спросил Антоныч.
Авдон был в курсе всех версий происшедшего.
— Тот ушел. Сковозанул через поле и по пурге оторвался. Менты думают, что он замерз там, в поле. Вчера мело то как! Я дом соседский за пургой не видел.
Вот теперь в разговор со своим веским словом вступил Антоныч.
— Хрен он вам замерзнет! У Жорки здоровья на восьмерых, уж я то знаю, сидел с ним на «девятке». Тут он, в городе Жорка. У Гриба в Синевке он припарковался.
— Откуда ты знаешь? — не поверил Миша-Саша.
Антоныч довольно усмехнулся.
— Я все знаю, что в этом городе мутиться. Мимо меня не проскочишь. Поднимайте бойцов, надо его прищемить.
Миша-Саша чуть подумал, потом кивнул головой.
— Да, надо его за Клыка мочкануть. Займись ты им, Авдон.
— А чего это я? — не понял тот, и чуточку от этого обиделся. После того, как Жора положил Клыка и его парней, все как-то опасались встречаться лично с Могильщиком. Антоныч усмехнулся.