Неуязвимый Джеймс Бонд, побеждавший своих самых страшных воображаемых противников, пал жертвой безобидного, но реального противника — читателя. После пяти лет стремительного восхождения героический шпион был постепенно забыт и покинут даже снобами, еще недавно приходившими в экстаз при одном лишь упоминании его имени. Правда, книги Флеминга читают и по сей день, они переиздаются скромными тиражами, но сейчас они оказались точно на своем месте — в серой массе низкосортной продукции.
Крах Бонда куда легче объяснить, он гораздо более естествен, чем его скоропалительный триумф. Высокую марку какого-либо товара можно некоторое время поддерживать с помощью рекламы и соблазнительной упаковки, но, если хваленые качества этого товара окажутся фиктивными, клиенты очень скоро узнают об этом. Читатели Флеминга были обескуражены как навязчивым политическим субъективизмом и стандартной фантастикой предлагаемого им литературного продукта, так и его чисто человеческой бессодержательностью. Потому что даже самая невзыскательная мелкобуржуазная публика довольно быстро поняла, что герой, которого ей выдают за сверхчеловека, вообще не человек, а сугубо рассудочное построение, схема, робот, действующий по состряпанной автором программе.
Закат мифа «Джеймс Бонд» весьма наглядно проявился и в отказе Шона Коннери продолжать сниматься в кино в роли Бонда. Цену этого жеста — в прямом и переносном смысле этого слова — можно было бы точно определить, если иметь в виду, что за каждый бондовский фильм Коннери получал фантастический гонорар в два с половиной миллиона долларов. И все же артист был настолько удручен и обескуражен пустотой предлагаемых ему бондовских ролей, что предпочел сбросить свои золотые цепи. «Фильмы о Джеймсе Бонде, — говорит Коннери, — никогда не были для меня актерской работой, речь шла только о физическом исполнении роли». На вопрос о том, что же в таком случае заставило его сниматься в этих фильмах, актер ответил совершенно откровенно: «Тогда самым важным для меня было найти деньги, чтобы есть и платить за квартиру. По воскресеньям я варил себе много супа — на целую неделю. И вечерами, возвращаясь с работы, я только подогревал его. Сейчас мне 37 лет, и у меня уже нет лишнего времени. Я хочу решать задачи, которые мне нравятся, — творческие задачи с талантливыми людьми». Когда его спрашивают, дал ли ему что-нибудь Джеймс Бонд для его развития как актера, Коннери столь же прямо отвечает: «Я ему обязан тем, что научился играть в гольф и заработал много денег».[82]
Эти слова, произнесенные три года спустя после смерти Флеминга, звучат как пощечина. Но справедливости ради добавим, что и сам Флеминг все-таки отдавал себе отчет в своих слабостях как литератора. Безусловно, это говорит в пользу автора, осыпаемого похвалами и фантастическими гонорарами, которые любого более слабого человека заставили бы сразу же почувствовать себя гением первой величины. За четыре месяца до смерти, то есть именно в период своего наивысшего взлета, Флеминг в разговоре с Жоржем Сименоном делает ряд многозначительных признаний:
«Я придумываю самые невероятные интриги: очень часто они основываются на нескольких газетных строках. Люди говорят: «О, это совершенно абсурдно!» Мои отрицательные герои слишком черны. Но, в сущности, люди совсем не такие. Это я придаю им такой вид. Правда, мне уже все трудней находить подходящих отрицательных героев. И наконец, я больше не хочу писать против русских. Я использовал русских в четырех или пяти книгах. Однако я думаю, что сейчас мы должны жить в мире с русскими. Стало быть, придется придумать какую-нибудь международную организацию… У меня совсем нет намерения писать настоящий роман. Я думаю, что, когда покончу с Джеймсом Бондом, больше писать не буду. Я уже почти исчерпал себя».[83]
Свой разговор с Сименоном Флеминг закончил словами: «Я весьма скромно оцениваю свои произведения». И это заявление— не пустая фраза. Достаточно вспомнить, что автор не считает свои книги «настоящими романами», то есть серьезной литературой, сознает свою предвзятость в клевете на противника, признает (пусть косвенно) свою вину по отношению к «русским». Самокритичность, вызывающая уважение, но бесполезная сейчас, не до, а после создания этого мрачного героя «холодной войны» по имени Джеймс Бонд.