Приключения Шерлока Холмса и сейчас еще довольно широко переиздаются и читаются. Другой вопрос, какой процент этих читателей составляют взрослые и каковы их критические требования, а также степень получаемого ими удовольствия. Ведь когда перечитываешь эти известные всему миру произведения, с трудом заставляешь себя испытать хотя бы часть тех восторгов, которые охватывали тебя в детстве, и даже вообще с трудом понимаешь, что могло вызвать весь этот восторг.
Шерлок Холмс — личность, которая своими качествами и действиями может внушить нам уважение — особенно если мы понятия не имеем о криминалистике, — но не в состоянии вызвать к себе симпатию. Отдельные подробности, как, например, его любовь к музыке, игра на скрипке и употребление наркотиков, сами по себе отнюдь не могут создать у нас впечатление живой индивидуальности. Это лишь внешнее средство, использованное автором, чтобы скрыть отсутствие этой индивидуальности и бедность характера своего героя. Холмс «статичен» или, точнее, безжизнен не потому, что он с избытком наделен разными достоинствами, как пишет Элиот, а потому, что среди них отсутствуют именно те черты, которые могли бы облечь этот образ в плоть и кровь, отсутствует именно та сложность и органичность, которые отличают живой образ от образа-схемы. У этого героя есть особые приметы, но нет души, он действует, но не живет.
Вышеизложенные требования могут кому-нибудь показаться чересчур высокими для произведений этого жанра. Но даже если мы попытаемся их обойти, это вряд ли поможет нам испытать к герою большую симпатию. Вероятно, для того, чтобы придать Холмсу побольше индивидуальности, автор наделяет своего героя беспредельным самодовольством и великодушным презрением к окружающим. Каждая вторая его реплика содержит или похвалу самому себе, или иронию по отношению к собеседнику. Вначале это, возможно, и выглядит забавно, но с течением времени начинает раздражать, потому что тщеславие этого человека, представленного нам чуть ли не гением, действительно граничит с глупостью. Даже самое банальное из своих открытий он демонстрирует с апломбом чудотворца; при обнаружении малейшей улики у него «вырывается крик радости», а когда Уотсон делает ему очередной комплимент, он «краснеет от удовольствия». Большая часть детективных произведений Конан Дойля посвящена не описанию событий, а излюбленному занятию как автора, так и героя: Уотсон задает глупые вопросы, а Холмс глубокомысленно отвечает на них, демонстрируя свою мудрость. Вообще, если исключить врага-преступника, достаточно ловкого, чтобы запутать расследование, нашего сыщика окружают одни лишь глупцы, очевидно, для того, чтобы контрастнее его выделить. Но если подобный контраст — единственный способ, которым герой может «выделиться», то это дает нам серьезные основания усомниться в его гениальности. Если же Конан Дойль создал своего не только банального, но и весьма посредственного Уотсона, отождествляя с ним читателя, то это значит, что он весьма невысокого мнения и о читающей публике.
Впрочем, у читателя, даже если он по интеллекту может соперничать с Холмсом, нет никакой возможности проявить свои способности в процессе чтения. Конан Дойль не излагает честно условия задачи, а скрывает их. Только герой обладает привилегией обнаруживать роковые улики, заботливо разбросанные автором по всему произведению. Но даже с характером этих улик читатель знакомится не полностью и не вовремя. Они раскрываются перед ним очень постепенно, по частям, в зависимости от настроения и капризов сыщика, и эти скудные порции выдаются как подаяние лишь для того, чтобы подольше держать читателя в состоянии напряжения и недоумения и не дать ему раньше времени захлопнуть книгу.
К сожалению, человек, который представлен нам как мастер или, вернее, как самый проницательный сыщик своего времени, не всегда оказывается на высоте положения, несмотря на постоянную помощь автора. С чисто житейской, да и с литературной точки зрения это отнюдь не недостаток: образцовые во всех отношениях герои обычно неубедительны, а иной раз и отталкивающи. Однако все дело в том, что редкие ошибки, допускаемые Холмсом, порой непростительны и для человека с самым заурядным интеллектом. Таков случай со старухой из «Этюда в багровых тонах». Молодой человек, переодетый старухой, довольно долго разговаривает с сыщиком, умудряется его обмануть, и сыщик, позволяющий, чтобы его обманули таким образом, — разве трудно понять, кто из этих двоих гений, а кто наивный простак? Но если подобная наивность комична, то последствия ее в романе уже трагичны: после бегства «старухи» Холмс позволяет кэбмену беспрепятственно уехать и тем самым дает ему возможность совершить второе убийство. Сыщику даже и в голову не приходит, что именно кэбмен может быть преступником, хотя незадолго до того он сам пришел к выводу, что убийцей должен быть именно кэбмен, и для всех уже почти очевидна какая-то связь между «старухой» и кэбменом. И подобную близорукость проявляет человек, который по двум пятнам и одному следу может разгадать все перипетии зловещей драмы, начиная от физиономии убийцы и кончая характером самого преступления.