В очертаниях «БелАЗа» уже не осталось совершенно ничего человеческого. Он превратился в содрогающееся, агонизирующее нагромождение исковерканного железа, напоминающее саморазрушающиеся кинетические объекты Жана Тэнгли. Дракона корежили судороги, он отхаркивал куски печатных плат, разбитые манометры, сгустки дизельного топлива и гремлинов. Внутри него что-то взорвалось — видимо, не выдержал паровой котел. Грузовик издал истошный вопль, заскреб скрюченными пальцами по земле, содрогнулся в облаке горячего пара и развалился на части. В ту же секунду в небо ударили ослепительные фейерверки, невидимый хор в сопровождении невидимого же оркестра дал несколько тактов оратории «К радости», к пылающему грузовику подскочил ухоженный субъект в белом костюме и, глядя в камеру, начал что-то быстро и взволнованно говорить в микрофон. Воспользовавшись суматохой, паук быстро собрал разбросанные вокруг поверженного врага бонусы, аптечки, боеприпасы и дополнительные жизни — они еще могли ему пригодиться.
Обойдя тушу грузовика с подветренной стороны, Леопольд внезапно узрел картину столь страшную, что в голове у него помутилось от горя... Верный Натрещал лежал на земле, раздавленный тяжелым колесом дракона — видимо, он не успел покинуть внутренности древнего чудовища столь оперативно, как того требовала обстановка.
Рыцарь медленно опустился на колени и издал жалобный утробный рык, жалуясь Древним Богам Некрономикона на сугубую несправедливость судьбы.
У него в запасе оставалось еще одно заклинание. Это было одноразовое заклинание оживления, которое досталось рыцарю от злого волшебника Понимаша в обмен на две дюжины загнанных под ногти раскаленных игл, и паук берег его для себя — в случае славной гибели в битве ему достаточно было прочитать вслух эту сакральную строку, чтобы возродиться к активной жизни. Однако перед ним лежал бездыханный боевой товарищ, и паук не колебался ни мгновения:
— С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает капитан Жеглов!
Магия неизвестного пауку капитана — видимо, главы королевских гвардейцев, — сурово грозящего перстом неведомому свиномордому демону смерти, возымела действие. Демон смерти даже не стал по обыкновению отбрехиваться: мол, Шаб-Ниггурата и капитана Жеглова знаю, а ты кто таков? Он без дальнейших препирательств оставил мертвое тело Натрещала, и боевой скакун свирепо задвигал челюстями под огромным колесом поверженного дракона.
Правда, взгляд Натрещала оказался мутен, движения — нескоординированны, да и способность решать в уме тригонометрические уравнения он наверняка утратил. И еще его следовало как-то вытащить из-под завалившегося на бок многотонного самосвала. Но паук ощущал самое настоящее счастье. Еще бы, мысль о том, что он навсегда утратил верного магического зверя и теперь ему некого будет спьяну прижигать сигаретой, гонять за пивом и заставлять стирать свое нижнее белье, больно ранила душу паука.
А сам он: Да что он сам? Рыцарь-паук Леопольд XVII свято верил в то, что его безграничная подлость и иезуитское коварство всегда позволят ему выйти сухим из воды. Так что без заклинания оживления он мог как-нибудь обойтись.
Когда он вернулся в замок леди Мореллы, пустых бутылок на столе прибыло в полтора раза. Выслушав отчет сэра Леопольда о проделанной работе и безуспешно попытавшись сфокусировать взгляд на залитом машинным маслом зеркале заднего вида, которое он представил в качестве доказательства своего усердия, дама проговорила:
— Ну что ж, благородный рыцарь, уговор есть уговор. Мое сердце принадлежит вам. А теперь убирайтесь, пока я не вызвала поддержку с воздуха!
— Так не пойдет, — сказал паук. — Мне не нравится то, что у вас будет храниться моя вещь. Вы ее потеряете или, не дай бог, отдадите кому-нибудь. Тем более что вам мешает впоследствии обмануть меня? Нет уж, давайте сначала расплатимся, а потом разбежимся.
Паук достал из кармана тупой перочинный нож и, вскрыв отчаянно сопротивлявшейся красавице грудную клетку, привычным движениями извлек оттуда трепещущее сердце, которое переложил в свою дорожную суму.
— Теперь простимся, — сказал он Даме Сердца, которая медленно заваливалась набок. — Привет мужу-памфлетисту. Успехов ему в борьбе с презренными кафоликами и промискуитетствующими. Честно говоря, я бы и сам охотно выступил в поход против ересиархов... — Леди Морелла упала на пол, и пауку пришлось наклониться к ней, чтобы не потерять мысль. — Но меня зовет в дорогу священная пищевая цепочка. Это такой зов, который никак нельзя игнорировать.