Вопросы сыпались на него, как из мешка, но, по большей части все они в основном сводились к одному, - что же это за место такое, Парадиз Ланд. Поскольку ему и самому не терпелось узнать об этом поподробнее, он поступил очень просто, переписав на лазерный диск удивительную повесть Олега Кораблева. Так что юному Аркаше ничего не оставалось делать, как сесть за компьютер. Точно так же поступил и Михалыч, тем более, что больше его никто не стал беспокоить его вопросами. Дочери Великого Маниту тотчас запрягли его спутников в работу, а Сергей и Ольга стремились только к одному, остаться наедине, поэтому ничто не мешало Михалычу сесть за компьютер, открыть файл, найти начало девятой главы и продолжить чтение книги.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Очень философская, потому что в ней мой любезный читатель узнает о чем мы разговаривали после того, как я выказал свою несостоятельность в одном весьма щекотливом вопросе, который показался мудрому ворону-гаруда Блэкстоуну очень важным. Заодно мой любезный читатель узнает о том, как устроился в Парадиз Ланде новгородский гость Садко и как он обустроил свой быт в славном, древнерусском городе Малая Коляда. Лично меня это обстоятельство привело в полный восторг и мой любезный читатель вскоре поймет почему.
К исходу четвертого дня пути, мы остановились на берегу небольшого, красивого озера, лежащего в Озерной степи возле кудрявой липовой рощи. Как только я начал было воплощать в жизнь один из своих архитектурных проектов, Ослябя подошел ко мне и настойчиво попросил:
— Михалыч, однако давай поспим хучь одну ночку на земле? Трава здесь рослая, сочная и коням хороша и нам псовинам. Под крышей оно, конечно, сладко спится, да я уже забывать стал, как лес пахнет поутру.
Просьба вудмена не показалась мне бессмысленной и я погасил голубой луч, хотя его идея провести эту ночь в спальнике не вызывала у меня особого энтузиазма. В Микенах мы оставили все лишнее, включая надувную кровать, которая вместе с видеодвойкой и набором видеокассет осталась в нашей с Лаурой хижине.
В нее немедленно въехала Эка. Этой помолодевшей дриаде, очень понравилось любимое развлечение ангела и я, видя то, как полюбились ей герои Сильвестра Сталлоне, Арнольда Шварценегера, Стивена Сигала, Кевина Костнера и других актеров, подарил ей видак вместе с кассетами, как и множество других вещей. Эка, позабыв о старости, отбросила также все свои прежние представления о вреде собственности и забыла о своем не стяжательстве. Девушке очень понравились комфорт и уют современного жилища.
Теперь, когда я мог путешествовать по Парадиз Ланду лишь с бутербродом в кармане и банкой пива, мне уже не были нужны ни многочисленные вьюки, ни даже кони, ими навьюченные. Вот только с этими красавцами, магического происхождения, я ни за что не хотел расставаться, даже не столько потому, что сделал их неуязвимыми, а лишь только из-за того, что они стали для меня верными и преданными друзьями.
Горыня и Хлопуша натащили из леса громадную кучу хвороста и мы развели настоящий костер, а не магическое, стерильное и бездымное пламя. Поужинав китайской тушенкой под пиво и выпив коньяку, мы сидели вокруг костра как туристы и любовались звездным небом, единственным недостатком которого было то, что звезды на нем были выстроены в геометрически правильном порядке.
Горыня стал петь песни, которые он выучил, слушая в Микенах компакт-диск "Старые песни о главном". Он пел очень хорошо, с чувством, проникновенно и главными его слушателями были я и Ослябя. У Осляби слезы наворачивались на глаза, когда тот вытягивал звонким тенором:
— Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас
И залпы башенных орудий,
В последний путь проводят нас…
Подперев голову кулаком, я вполголоса подпевал этому косматому певцу, одетому в черный летний мундир, сшитый по фасону униформы бравого американского полицейского, патрулирующего на пляже где-нибудь в Сан-Франциско или Майями - черная рубаха с короткими рукавами и черные шорты. Вудменам эта одежонка приглянулась больше всего и они сами просили меня сделать им для нее фурнитуру и нашивки.
Вообще-то, им нравились крутые американские копы, которые лихо наводили порядок на улицах. При этом душа у этих ребят была наша, чисто русская, широкая и чувствительная. Смахнув огромным кулачищем слезы со своей шелковистой морды, Ослябя шмыгнул носом и сказал:
— Хорошая песня, Михалыч, жалистливая. И пострел наш хорошо её поет, с чуйством. Михалыч, расскажи-ка нам еще про то, как супостат на Рассею пошел и как русичи от злого ворога отбивалися…
Мне уже не раз доводилось рассказывать вудменам об истории отечества и о войнах, в которых мои деды и прадеды громили вражьи полчища, начиная от монголо-татарских племен, вплоть до событий последнего времени. Мои друзья слушали эти рассказы затаив дыхание, с переживанием, сокрушаясь о том, что им не удалось принять участия в битвах на Чудском озере и на Куликовом поле, в Бородинской битве, в Сталинградской битве и в битве на Курской дуге.
Все-таки они были русские по духу, эти песиголовцы, псовины, как они сами себя называли, хотя я предпочитал называть их на английский манер, - вудменами. И как все русские, они очень любили поговорить об исторических перспективах и послушать анекдоты, перемыть кости начальству и обсудить политику. Не успел я начать свой очередной рассказ, как сначала Конрад, а затем и Ослябя насторожились. Вудмен, вслушиваясь в тишину ночи, прерываемую треском дров в костре, с убеждением в голосе сказал:
— Однако конь-летун к нашему огоньку путь держит.